Она публиковала статьи, которые, казалось бы, специально
были рассчитаны на то, чтобы шокировать ее противников: 38
беспричинное сквернословие, обнаженные тела (на каком-то
этапе в отделе компьютерного набора принимались ставки на
то, сколько раз в неделю в журнале появится обнаженный жен-
ский сосок), провокационные обложки, например, изображе-
ние целующихся черной женщины и мужчины-хасида во время
расовых столкновений между евреями и неграми в Нью-Йорке
в 1991 году или распятый на бланке налоговой декларации пас-
хальный заяц (но даже Браун отказалась использовать в рожде-
ственском номере рисунок, изображавший Санта-Клауса, кото-
рый мочится на тротуаре).
Одним из главных достоинств Тины как редактора было то, что она видела американскую культурную иерархию такой, как
она есть — вовсе не иерархией вкуса, а иерархией власти, исполь-
зовавшей вкус, чтобы замаскировать свою подлинную сущность.
Но это же было и ее фатальной ошибкой на посту редактора: она
никогда не понимала и не принимала всерьез близкие отно-
шения журнала со старой иерархией. Да, все это было действи-
тельно смешно — too funny really, как говорят британцы, — та довер-
чивость американской культурной элиты, смехотворные разли-
чия между поп-культурой и высокой культурой и серьезность, с которой эта элита защищала свою бесценную цивилизацию
от атак снизу. Но то, что Тина и ее британские друзья за чашкой
чая просто называли «нью-йоркеровской фальшивкой», имея в
виду снобизм части старой гвардии, претендующей на защиту
стандартов, тогда как на самом деле они защищали лишь соб-
ственный статус, было малосимпатично, но не фальшиво. Ста-
рая система разделения на высокое и низкое была единственной
классовой системой, когда-либо существовавшей в Америке, и
многие люди действительно принимали ее слишком всерьез.
Это стало особенно очевидно во время «дела Роузэнн», став-
шего одним из ключевых моментов для Тины как редактора.
39
Готовя «женский выпуск» — Тина ввела практику тематичес-
ких выпусков, — она приняла рискованное решение пригла-
сить Роузэнн Барр и провести встречу с редакторами и журна-
листами в своем офисе в Лос-Анджелесе, чтобы обсудить воз-
можные темы спецвыпуска. Перед этим в журнале была опу-
бликована большая статья Джона Лара о Роузэнн, и читатели, не
видевшие ее шоу, могли судить о ее цивилизованности со слов
Лара. «Я люблю слово fuck , — заявила она в интервью. — Это и
глагол, и существительное, все вместе, и оно буквально напол-
нено чувством и страстью, понимаете, и негативной и позитив-
ной. И считается, что женщины не должны его употреблять, поэтому я употребляю его так часто, как только могу».
Роль Роузэнн в подготовке спецвыпуска была чрезмерно
раздута в «Нью-Йорк обсервер», который журналисты «Нью-
Йор
кера» заинтересованно читали, чтобы узнать последние
новости о других отделах своей же редакции, и публика сдела-
ла вывод, что Роузэнн будет «редактировать» женский выпуск.
Это привело в недоумение многих читателей, для которых со-
блюдение четкого различия между Роузэнн и «Нью-Йоркером»
означало сохранение их собственного места в культурной ие-
рархии. Эта новость также позволила «Нью-Йорк таймс» про-
вернуть трюк в стиле старого «Нью-Йоркера» — Морин Дауд
написала в своей желчной колонке: «Есть что-то неприятное в
этих попытках превратить раблезианскую скандалистку в иде-
ал феминизма».
Во время истории с Роузэнн уволилась журналистка Джа-
майка Кинкейд, заявив в интервью «Ньюс
уик»: «Посадите
меня в одну комнату с великой журналисткой, и я буду пол-
зать перед ней на коленях. Посадите меня в одну комнату с Роу-
зэнн, и меня вытошнит». Это спровоцировало Эллен Уиллис,
«агента» старого «Нью-Йоркера», пошутить в комментарии
40
для Village Voice: «Посадите меня в одну комнату с Джамайкой
Кинкейд, ползающей на коленях перед великой журналисткой, и меня вытошнит». Иэн Фрэйзер прислал заявление об уходе
по факсу из Монтаны, а потом дал интервью Морин Фрили из
«Лондон обсервер», в котором было несколько великолепных
перлов. «Она (Тина Браун) принесла в страну понятие “болта-
ющие классы”. Когда я первый раз услышал это определение, то подумал: о, черт! Подождите-подождите, я не хочу принадле-
жать ни к какому болтающему классу. Я лучше буду чернорабо-
Читать дальше