Неизвестно: Короткевич

Историю своей любви Короткевич помнил всю жизнь. Не зря в книге «Быў. Ёсць. Буду», над которой писатель работал в конце жизни, помещено стихотво­рение «Юнацтва маё»:

юнацтва маё! Як забуду цябе?

догмы, навука, тлум...

«Piramus et Thisbe...

Piramus et Thisbe ...

Piramus et Thisbe Iuvenum...»

Як забуду?

Завея акацый мяла

Квецень на вулках крывых.

Ты была, мая Цізба, была, была,

Пажаданая больш за ўсіх.

Радасны боль, нясцерпны, як шкло

Між сэрцам маім і тваім...

І ніколі такога ні з кім не было

І не будзе ніколі ні з кім.

І развёў нас не леў і не востры кінжал,

Не вакзалаў далёкіх агні,

А гады пакут і няшчырых пахвал,

Даносаў і брыдкай хлусні.

І ведаў паклёп, як сэрца крануць,

І нас аддзяліў сцяной,

І паверыла ты, і змяніла вясну

На шаўкі, што знасіла даўно.

Але сэрца не можа забыць пра замах,

Сэрца поўнае да краёў...

Будзь праклятым, юнацтва маё, ў вяках!

Будзь праклятым, юнацтва маё!

Будзь праклятым!

Каштаны квітнелі вясной,

Хаваў нас бэзавы дым,

І былі мы з ёю — адно, адно,

І ніколі не будзем адным.

Што ж, не плачу.

Паэзіі горды прытон

Ірадок, што сталлю звініць, —

Усё адкуў я на горне юнацтва майго,

На яго пакутным агні.

І праўды зніч, і подласці дым,

І сілу мужную жыць,

І тое, што веру ў сэрцы маім

Нават смерць не можа забіць.

Іруку дагэтуль помніць рука.

Сэрца помніць шчасце баёў...

Блаславена юнацтва маё ў вяках,

Блаславена юнацтва маё.

Чем закончились взаимоотношения Короткевича и реальной героини? Как выясняется, у них был шанс все начать сначала. В процитированном выше пись­ме, написанном Юрию Гальперину в феврале 1957 года, Короткевич рассказывал: «Недавно мы снова начали переписываться. Потом, при встрече я убедился, что она меня любит. А я, как дурень какой-то, не мог разобраться в своих чувствах к ней. То временами оживало на душе старое, потом вдруг приходило охлаждение, смешанное с чувством старой обиды. И это при самом теплом, самом дружеском отношении к ней как к человеку. К тому же примешивалось сознание, что я с низов лестницы, а она с верхов, что мне еще пробиваться и пробиваться к тому момен­ту, когда я смогу спокойно писать, не заниматься другой работой» (БелДАМЛМ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 13. Л. 8, 8 об.).

Получается, что финал повести «У снягах драмае вясна» соответствовал дей­ствительности? Те же сведения встречаются в стихотворении «Размова з Кіева- Пячэрскім сланом», опубликованном в сборнике «Матчына душа». Лирический герой радостно сообщает слону, символу киевской жизни, что «мне яна напісала ліст // У сэрцы зноўку парасткі даўніх надзей».

Сборник был издан в 1958 году. Очевидно, что письмо было получено за год или два до этого. Разве в этом не проявляется связь с событиями, изложенными в письме за февраль 1957 года? Может, это и стало эмоциональным толчком для написания последних, оптимистических разделов повести «У снягах драмае вясна»? Произве­дение было завершено как раз в то время, в ночь на 28 мая 1957 года.

События, рассказанные в письме, нашли свое отражение в рассказе «Ідылія ў духу Вато». Это произведение было опубликовано в самом первом прозаическом сборнике Короткевича «Блакіт і золата дня». Предлагаю послушать историю жизни героя рас­сказа в его разговоре с главной героиней: «Шесть. нет, даже девять лет мы не виде­лись, — спросила она. Да. С пятьдесят первого». Расстояние от 1952 года — времени действия повести «У снягах драмае вясна», — никакое, его почти нет.

«— Ты развелась?

— С кем?

— С Борисом.

— Чтобы развестись, надо сначала выйти замуж, — сказала она».

А в повести «У снягах драмае вясна» мы прочитаем что-то похожее:

« — Дело в том, что ты недослышал ... Я не замужем ... И, наверное, никогда не буду».

Сюжет похож просто фантастически! А теперь, чтобы окончательно убедить тебя, читатель, предлагаю следующие цитаты: «Я узнала, что они возвели на тебя клевету, что это они выжили тебя из университета. (...). Это была огром­ная подлость: наклеить на тебя, такого доброго к людям, тот паршивый ярлык. Но ты же помнишь, какое было время? И я отшатнулась от тебя, поверила» (Обе цитаты из «Ідыліі»).

История взаимоотношений Короткевича и С. М. закончилась в 1957 году. В цитированном выше письме, датированном февралем месяцем, Владимир Семе­нович писал Юрию Гальперину: «Была и еще одна причина, вследствие которой я молчал: ужасно угнетенное состояние. Ты знаешь, гораздо легче получить отставку от девушки, чем дать ее самому. Получить отставку в сравнении со вторым прямо радость, особенно для поэта. Из этого терзания душевного рождаются лучшие вещи. А вот когда наоборот получается, это до такой сте­пени гадко, что страх один ». И ниже: «Какое я имею моральное право сказать ей «да», если сам еще не знаю, «да» или «нет» и, скорее всего, «нет»? Скверно, брат, и гадко на душе, очень гадко, тем более что чувствую, могу испортить ей жизнь» (БелДАМЛМ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 13. Л. 8, 8 об.). «Ивсе же, я почему-то не верю», — сомневался писатель 23 февраля (БелДАМЛМ. Ф. 56. Оп. 2. Д. 13. Л. 7). Скорее всего, вскоре после этого жизненные пути Владимира и С. М. оконча­тельно разошлись. Таким образом, взаимоотношения между ними имели место в два периода: начало в 1950—1954 годах (последняя дата связана с окончанием университета), а также в 1956—1957 годах.