прошлой осени, опять понесла.
Феодосия, пошатываясь, побрела через луг к теремам. На дворе старая ключница, едва
увидев ее, ахнула, и, отбросив ведро, подхватила на руки почти обомлевшую боярыню.
-Да что же это такое, боярыня-матушка? Схватывает? - ключница потормошила ее и
кликнула других женщин.
-Пошли, кого ни найдешь, Василиса, верхом в усадьбу Воронцовых на Рождественке... - с
усилием сказала Феодосия. «И к боярину…, в Кремль». Феодосия вдруг подумала, что
Прасковья Воронцова могла уехать с детьми в подмосковную..., а Федор....ищи его по всей
Москве.
Она не успела докончить мысль, и, скорчившись от ставшей почти нестерпимой боли,
повисла на руках у женщин.
- Ну что стоите-то, тетери,- прикрикнула на баб Василиса. «Несите в мыльню, я сейчас
верхового отправлю и вернусь».
- Не в мыльню..., в терем... - собравшись с силами, сказала Феодосия и тут же согнулась
вдвое от сильной схватки.
Женщины, молча, понесли ее в мыльню. Над Москвой-рекой хлынул тяжелый грозовой
дождь.
- Так что вот тебе, Матвей, наше решение – сказал Федор. «По нраву оно тебе, али не по
нраву – других слов не жди. Через два Покрова на третий. Тебе к тому времени осьмнадцать
исполнится – может и остепенишься».
- А сговор как же, батюшка? – осмелев, спросил Матвей.
- Пшел вон отсюда, щенок! – взорвался Федор. «Еще и сговор ему! Как настанет венчания
год, так и поговорим о рукобитье».
- Так, батюшка, а вдруг Марья за это время….
- А это уж Божья воля, Матюша, - сладко сказала молчавшая до той поры Прасковья. «Ты,
может, тоже какую девицу встретишь, что тебе больше по душе придется. Тако же и Марья –
уж ты, зятек, не обессудь в этом случае. Не могу ж я перед свахами ворота закрывать –
слухи пойдут, разговоры ненужные».
Матвей перевел глаза на отца и будущего тестя – те лишь усмехались в бороды.
- Ну и ладно, - горделиво сказал Матвей. «Будь, по-вашему. Все равно нам с Марьей иных не
надобно».
В дверь горницы заколотили.
- Кого там еще несет? – нахмурился Федор. «Открой, Матвей».
Запыхавшийся гонец привалился к дверному косяку.
- Боярыня Феодосия…
- Что? – повалив лавку, вскочил Федор. «Что с ней?»
- Рожает….
- Гони за бабкой повивальной – приказал слуге Вельяминов.
- Нетути никого, у царицы все, - развел руками гонец. «Был я в Кремле, говорят, не велено
хоть единой бабке куда-то ехать, вдруг нужна будет государыне».
- Я поеду с тобой, - поднялась Прасковья. «А ты, Михайла, скачи домой, невестушку-то нашу
порадуй» - язвительно добавила она.
Феодосия корчилась, лежа на лавке, прижатая к ней сильными руками Василисы.
- Встать..., дай, - попыталась сказать она ключнице.
- Да ты что, матушка-боярыня, нельзя вставать-то тебе, - охнула Василиса.
- Открой окно, воздуха дай глотнуть мне! - закричала на нее Феодосия.
- Так мыльня же, откель тут окну взяться, - пожала плечами ключница. «Да еще ливень вон,
какой на улице, гром с молниями. А ты дыши, матушка Феодосия, продыхивай схватки-то, не
сжимайся»
- Дышала бы, было б чем! – злобно, сквозь стиснутые зубы, ответила ей боярыня и
завизжала – неведомая доселе боль обхватила ее поясницу, будто стягивали на ней
раскаленное железное кольцо.
- То, матушка, тужит уже тебя – Василиса еще сильнее прижала Феодосию к лавке. «Ты
сейчас терпи, дело это не быстрое, потуги-то, будешь торопиться – разорвешься вся, что
сзади, что спереди»
- Как терпеть-то, - простонала Феодосия, - когда боль такая! Ровно на дыбе вишу!»
- Иисус терпел и нам велел, - наставительно сказала ключница. «Ева-то в райском саду
согрешила, а мы, бабы, по сей день расплачиваемся. Мужик, он что – утерся, да и в сторону,
а нам страдать».
-Умру я, Василиса, - слабым голосом сказала боярыня. «Не переживу я боли этой»
- Так, матушка, все сие говорят. Однако ж опростаются, и потом опять с мужьями живут.
Наше дело бабское – рожать да кормить, другой судьбы нам не дадено.
На следующей потуге Феодосия поняла, что и не знала доселе, что такое боль настоящая.
Заглушая ее крики, над рекой били разряды грома.
Посадив Прасковью в возок, Федор сам сел за кучера. Нахлестывая коней, что есть силы,
под непрекращающимся дождем, он просил у Всевышнего только одного. «Чтоб жива была, -
думал Федор. «Господи, дай только, чтобы живая осталась, куда ж я без Федосьи, Иисусе,
что ж я без нее делать-то буду!»
Только здесь, под ливнем, матерясь по-черному, когда колеса застревали в жирной
Читать дальше