Andrew - o 0a115616b968c99b

собой разные снадобья были, она сказала, что теперь поспит он, как настой этот выпил. Так

плакал, так плакал. Четыре года ему, куда он, без матери.

-Дэниела надо к Джованни в усадьбу послать, - голос тещи был сухим, жестким и Волк

подумал: «Она ведь и не слезинки не проронила, не умеет она, что ли?».

-И в Лондон, там мой брат вернуться уже должен, и Питер – пусть он Уильяма из школы

заберет, привезет на похороны,- Марфа потянулась и, сняв что-то с шеи дочери, попросила:

«Иди сюда, Михайло Данилович».

Он посмотрел на желтый лист дуба, что качаясь, падал на серые камни террасы и вдруг

вспомнил ту баню, что рубил он в их сибирском доме. «А я хочу так, - услышал он свой

юношеский, задорный голос и подумал: «Детей бы вырастить только. Стивена, Беллу.

Дэниел большой уже мальчик, слава Богу. Господи, ну дай ты мне сил».

Теща заставила его сесть в кресло и сказала: «Голову наклони». Она сняла его крест, -

простой, деревянный, на кожаном шнурке и, положив на ладонь, едва слышно спросила: «С

Москвы еще, что ли?».

Волк кивнул, и заплакал, спрятав лицо у нее в руках. От них пахло как всегда – жасмином.

Марфа погладила дергающиеся плечи :

-Тео пусть с ним похоронят. А ты, - она помедлила и застегнула золотую цепочку у него на

шее, - этот возьми. Это мужа моего покойного, Воронцова Петра Михайловича, мы с ним еще

детьми крестами поменялись, а потом я Тео его отдала. Пусть теперь он у тебя будет,

Михайло Данилович, - женщина перекрестила его и попросила: «К священнику сходи, и в

деревню, пусть гроб приходят делать, ладно?».

Он кивнул, и, вытерев лицо рукавом рубашки, сглотнул: «А вы, Марфа Федоровна?»

-А я с дочерью своей побуду, - ответила женщина, закрывая за ним дверь. Повернув ключ в

замке, она легла рядом с Тео, и, положив ее голову себе на плечо, поцеловав высокий лоб,

вздохнула: «Ты не бойся, доченька, за детей. Беллу мы привезем, Стивена вырастим. Спи

спокойно, Федосеюшка».

Марфа стерла с лица слезы и запела – едва слышно, нежно:

-Котик-котик, коток,

Котик, серенький хвосток,

Приди, котик, ночевать,

Федосеюшку качать.

Миссис Стэнли спустилась вниз, и, заглянув на кухню, сказала мистрис Доусон: «Спят детки-

то, и Грегори, и Пьетро, и Анита. Давайте, я вам на стол помогу накрыть, они уж все и

вернутся скоро.

-Бедный мистер Майкл, - вздохнула экономка, снимая с очага противень с колбасками. «Лица

ведь на нем нет, миссис Стэнли. И то – они же так недолго с миссис Тео прожили, как

встретились, пять лет всего. И Уильям – тоже так плакал, любил он сестру, конечно».

-И Белла, - теперь уже и матери не увидит, - акушерка достала из поставца тарелки. «На

кресте-то все равно написали – «Тео Вулф, возлюбленная жена Майкла, мать Дэниела,

Марты, Беллы и Стивена. Хоть на могилу девочка придет, как привезут ее, помолится за

душу матери».

-Третья могила-то, - мистрис Доусон остановилась, нарезая хлеб. «Мистер Питер-старший,

леди Мэри и вот – миссис Тео. Дай бог, чтобы последняя».

-И мистер Джон тоже приехал, я смотрю, с Констанцей, - миссис Стэнли подхватила тарелки.

«Все же верно – они одна семья».

Джон взял за руку Марфу и тихо сказал: «Мне очень, очень жаль. Может быть, вы все же не

поедете в Картахену?».

Марфа посмотрела на спины идущих впереди людей, и ответила: «Как раз теперь и поеду,

внучка моя круглой сиротой осталась».

Она оглянулась на золотой, мощный дуб, что осенял собой кладбище и подумала: «Петя же

говорил, да, эта церковь тут с незапамятных времен стоит. Ну и хорошо, Тео там, рядом с

ним будет, рядом с Машей. Хорошо».

В синем небе кружил сокол, с Темзы пахло свежестью, дул чуть сырой, еще теплый ветер и

Марфа, на мгновение закрыв глаза, сжала в пальцах подол бархатного, черного платья –

сильно, до боли.

-Из Новых Холмогор почта пришла, - помолчав, едва слышно проговорил Джон. «Я вам

привез, там для вас, личное, - он протянул ей конверт.

-Федина рука, - женщина остановилась и взглянула на него зелеными глазами. «Говори, -

попросила она.

-Сэр Роберт погиб, - вздохнул Джон. «Защищал сына царя Бориса, Федора, юношу этого. И

где могила его – не знает никто. А Мэри и Энни в порядке, они в монастыре, на севере».

-Вечная ему память, - Марфа перекрестилась и помедлила, все еще глядя на письмо сына.

-Ты вот что, - наконец, сказала она, - как Тео помянем, поднимемся ко мне в кабинет. Что-то

там случилось, - она указала на конверт, и, дернув углом рта, замолчав, пошла вперед.