Andrew - o 0a115616b968c99b

же рукой до него дотронуться может».

Безумный, безутешный вой пронесся над площадью, брызнула кровь, и Петя увидел, как

обмякло на колу тело мужчины. Ему на голову вылили ведро воды, и толпа, заволновавшись,

засвистела: «Предатель, сука, наймит польский!»

-А теперь, - Михаил Федорович поиграл перстнем, улыбаясь, - сына ее вздернем, а она пусть

смотрит. Раз Заруцкий на колу ее не разжалобил, может, хоть тут слезу прольет.

Петя увидел серые, спокойные глаза женщины и вдруг вспомнил другие – синие, такие же

пустые, без выражения, глаза своей матери. «Разум угас, - подумал он горько, - может, так

оно и лучше».

Палач, придерживая клонящегося на бок ребенка, надел ему петлю на нежную, белую шею.

«Смотри-ка, - хмыкнул царь, - так и не проснулся». Деревянная подставка полетела куда-то

вбок, ребенок закачался на веревке, и тут же – толпа ахнула, - она оборвалась. Доски

помоста проломились, мальчик полетел вниз, и Петя услышал сильный, красивый голос, что

кричал откуда-то сверху, от Троицкой церкви: «Пощады!»

-Михайло Данилович, - понял он. «Пощады! Пощады!», - заорала толпа, и тут же кто-то

истошно завизжал: «А ну не лезь в кошель ко мне, сука! Держи вора!».

Царь поморщился, кивнув стрельцам, и шепнул Пете: «Ничего сделать не могут, безрукие,

веревка крепкую и то – не нашли. Сходи на помост, Петр Федорович, глянь, что там с

Воренком. Пусть достают его и вздергивают обратно».

Палач уже вылезал из дыры с телом мальчика на руках. «Разбился, ваша милость, - сказал

он хмуро. «Царь велел – все одно вешать, - махнул рукой Петя и добавил: «Только веревку

поменяйте». Маленький труп вздернули вверх и Петя, наклонившись, посмотрев в серые,

пустые глаза женщины, шепнул:

-Est vivere.

-Bene, - он увидел, как разомкнулись искусанные, запекшиеся губы. Петя сошел с помоста, и,

вскочив на коня, наклонился к уху царя: «Сказал ей, что жив Воренок».

-Ну, я же говорю, - рассмеялся Михаил Федорович, - хитрый, как лиса. Молодец, ну, - царь

благочестиво перекрестился, - теперь и за пани Марину примемся.

Помост был залит кровью – тяжелой, поблескивающей под жарким, летним солнцем. «Тут

уже не понять, - где Заруцкого, а где – ее, - подумал Петя, глядя на то, как палач

отбрасывает в сторону вырванный язык женщины. Она даже не закричала, - только

бессильно склонила растрепанную голову вниз, на грудь, и палач, приподняв ей подбородок,

взяв у подручного раскаленный прут – выжег серые, большие глаза.

Кровь закапала на утоптанную копытами землю, и толпа за цепью стрельцов,

зашевелившись, заволновавшись, крикнула: «Так ей и надо!».

Петя поднял голову и увидел, как кружится воронье в жарком, раскаленном небе. Серая

голубка вдруг пронеслась среди стаи черных птиц, и, развернув крылья, ушла в

бесконечный, синий простор над Москвой-рекой.

-Господи, дай ей покой вечный, - горько подумал Петя и услышал веселый голос царя:

«Заруцкий тако же – к вечеру сдохнет, тогда пусть их всех увезут отсюда, и зароют, с

отбросами какими-нибудь. Поехали, бояре, я проголодался уже».

Михаил Федорович пришпорил белого жеребца и тихо сказал Пете: «Молодец ты сегодня

был, держи, - царь стянул с пальца перстень с рубином, и направил своего коня к

Фроловским воротам.

Кровь капала через щели в досках, и Марфа, притянув к себе Ванечку, укрыв его своим

кафтаном, приложила пальцы к запястью мальчика – сердце билось ровно и размеренно, и

женщина, перекрестив его, обняв, - застыла, - слушая шум расходящейся толпы, скрип

виселицы и карканье воронья, что уже спускалось на помост.

Федор озабоченно посмотрел на лавку, и, присев рядом, взял маленькую ладошку сына.

«Господи, ночью его принесли, утро сейчас, а до сих пор – не проснулся. Но дышит, хорошо,

глубоко. И матушка спит, ну да, устала она, конечно».

В подполе были зажжены свечи и Федор, посмотрев на доску, улыбнулся – замок, - серый,

мощный, стоял на холме, среди золота осенних лесов. Наверху, в небе, парили журавли.

Янушка заворочался, дрогнул рыжими ресницами и сонно сказал: «Пан Петр…

-Тихо, - услышал он мужской, незнакомый голос, - я тут, я тут, мой хороший.

Мальчик открыл глаза и улыбнулся – он был точно такой же, как рассказывала ему матушка,

- огромный, рыжеволосый, с голубыми, искрящимися глазами.

-Батюшка, - тихо сказал мальчик, потянувшись к нему. «Батюшка, это вы? Я знаю, мне мама

говорила…

Федор обнял его и, прижав к себе, целуя рыжие кудри, глубоко вздохнув, ответил: «Да,