Andrew - o 0a115616b968c99b

жизни своей, а ты…- Марфа поморщилась, - скотства своего сдержать не мог, так что ты

себя с Петром Михайловичем не равняй, Феденька».

-Она меня спасла, - упрямо пробормотал Федор. «Ну, пани Марина…, Не мог же я…»

-Отблагодарил, - Марфа уперла руки в бока. «Так отблагодарил, что бедная баба с дитем на

руках осталась, и за сим дитем половина войска московского гоняется. А кабы не Петр ваш?

– ядовито поинтересовалась Марфа. «Кабы сын твой тебя, отца, в блуд твой носом не ткнул,

так ты бы, Феденька, что – позволил бы ребенка на виселицу отправить? Откуда в тебе сие?

– мать вздохнула и добавила: «Ну, Ивана твоего я привезу, сама на Москву отправлюсь, а

Лизе ты скажи – сегодня же».

Он поворошил ногой палые, влажные листья и подумал: «Все надо говорить, без утайки.

Иначе не стоит».

-Это еще не все, матушка, - Федор стиснул зубы. «Вы дальше послушайте».

Он говорил, смотря куда-то вниз, и только потом, услышав слабый стон, испуганно взглянул

на мать. Марфа стояла, держась кончиками тонких пальцев за виски.

-Господи, - вздохнула она, присаживаясь на замшелое бревно, - Федя, ну что ты за человек

такой? Откуда в тебе блядство сие, ведь не тому тебя отчим учил, не тому – Федор

Савельевич покойный.

-Федор Савельевич и сам – не зря икону-то нарисовал, - зло пробормотал Федор,

опустившись рядом, и схватился за щеку. «Какая у нее рука тяжелая, - подумал мужчина.

-Язык свой поганый прикуси, блудник, - жестко сказала мать. «Не судьба была нам с

Федором Савельевичем повенчаться, вот и все. Я вдова был, он – мужик холостой, не тебе,

прелюбодею, судить-то нас. А ты, - Марфа скривилась, - будто и не сын мне, мерзко и

смотреть на тебя. Ты перед Лизой теперь всю жизнь должен на коленях стоять, понял? И

чтобы даже не смел куда-то еще, смотреть, ну да я послежу за этим, - она презрительно

посмотрела на сына и добавила: «И сие ей тоже расскажи, про блуд твой с Годунова

дочерью».

-Да зачем? – попытался спросить Федор. «Сие ведь не повторится, матушка».

-Не повторится, коли тебе стыдно будет, - отрезала мать. «Стыдно, что жена твоя, мать

детей твоих, чуть жизни не лишилась чрез то, что ты, взрослый мужик…, - Марфа

вздохнула. Повернувшись, мягко ступая по тропинке, она добавила: «И на глаза мне не смей

являться, покуда Лиза все знать не будет, вот как сейчас ты мне это говорил, так и ей

скажи».

Она ушла вниз, к деревне, а Федор, уронив голову в руки, прошептав: «Господи, нет, я не

смогу, не смогу, - застыл, не двигаясь. Потом он перекрестился, и, поднявшись, увидев еще

слабые, звезды в темно-синем, уже морозном небе – стал медленно спускаться с холма.

В опочивальне жарко горел камин. Лиза приподнялась на локте, и, отложив книгу,

улыбнулась: «Заговорились вы с матушкой. А нам Виллем об Индии рассказывал, так

интересно. Степа его рисовал, тоже потом, как с матушкой – хочет портрет маслом сделать.

А я вот, - она показала на Петрарку – все его читаю, никак начитаться не могу. Вот,

послушай, - она потянула к себе томик.

Коль души влюблены,

Им нет пространств; земные перемены

Что значат им? Они, как ветр, вольны,

- медленно прочитала Лиза, и, вскинув синие глаза, улыбнулась: «Это обо мне и тебе, Федя.

«Им нет пространств, - повторила она, и, взяв его руку, спросила: «Случилось что-то,

милый?»

-Да, - Федор присел на кровать, и, посмотрев на распущенные по холщовой подушке,

каштаново-рыжие волосы, повторил: «Да, Лиза».

Она тихо, почти не дыша, слушала его. Потом, поднявшись, закутавшись в бархатный, на

меху, халат, забрав книгу, жена сказала: «Я у Марьи переночую».

-Лиза! – он попытался поймать ее за руку. «Лиза, ну прости меня, прости…»

-Прощу, когда сына своего спасешь, - коротко ответила женщина и закрыла за собой

тяжелую, деревянную дверь.

Федор схватил со стола оловянный бокал, и, занеся руку, выругавшись, - вдруг опустил его.

«Господи, - горько сказал он, - ну как хочешь меня накажи, только Лизавета пусть вернется.

Прошу тебя, прошу». Он взял со стола икону, и, глядя в зеленые, твердые глаза матери,

прижавшись к ней щекой – опустился на потертый ковер, чуть раскачиваясь, что-то шепча.

В комнате было темно, и Лиза не сразу увидела бронзовые волосы, что блестели в свете

единой свечи. «Иди сюда, доченька, - позвала ее Марфа. Лиза устроилась рядом с ней в

кресле, и Марфа, обняв ее, вытерев ей слезы, нежно сказала: «Ну, прости, прости меня, это

ведь мой сын».