тут разницы нет».
Юноша жарко покраснел и пробормотал: «Да я еще не...»
-Матвей Федорович мне письмо оставил, - задумчиво заметила женщина, - я тебе в
Антверпен его перешлю, как вернусь. Ты почитай, он плохого ничего не посоветует.
Степа вдруг улыбнулся и тряхнул рыжей головой: «Спасибо, бабушка. Вы потерпите,
недолго осталось». Марья поскреблась в дверь и сказала: «К обеду зовут. Бабушка, а
почему батюшка с матушкой не на постоялом дворе жить будут, а в городе? Батюшке же
сюда, в замок ездить надо, ну, на стройку».
-Потому, дорогая моя, - Марфа взглянула на неожиданное яркое, голубое, осеннее небо в
распахнутых ставнях, - что родители твои тут до весны, дешевле будет в городе комнаты
снять, чем здесь оставаться. А дороги сюда – пять миль, рядом совсем.
-Бабушка, - Степа прищурился и потянувшись за хлебным мякишем, стал что-то стирать, - а
вы нас в Антверпен отвезете?
-Тебя – в Антверпен, а сестру твою – в Амстердам, обратно к дону Исааку и донье Хане, -
Марфа увидела, как покраснела девочка и незаметно ей подмигнула. «А весной, как отец
ваш работы по замку закончит – и встретитесь».
-Все, - разрешил Степа, - вставайте, бабушка. Он повел носом и спросил: «А что на обед,
Марья? Рыба, что ли?
-Матушку щуку сделала, как пани Мирьям ее учила, - ответила сестра и добавила: «Тут такой
и не пробовали никогда, хотя хозяин сказал, что во Франции есть эти..., - девочка наморщила
лоб.
-Quenel es de brochet, - помогла Марфа, вставая. «Ну, - она улыбнулась, - пойдемте».
Посмотрев вслед внуку, что легко сбежал вниз, в трактир, она повернулась к Марье и
сказала: «Видела я жениха твоего, такого и шесть лет подождать можно».
-Я, может, и не выйду за него замуж, - Марья вскинула голову. «Точно Изабелла, - вдруг
подумала женщина. «Только глаза синие, а так – она похожа на нее, очень».
-Ну и сглупишь, - подытожила женщина и увидела, как Марья широко улыбается.
-Словно, как в подмосковной, - Федор, на мгновение остановился, и почувствовал запах леса
– свежий, чуть горьковатый. Он взглянул на вечернее небо, проследив глазами за стаей
птиц, что плыла в нем, - высоко, так что их почти не было видно, - и повернулся к матери.
Она шла рядом, сухая, чуть прихваченная холодом трава, едва слышно шуршала под ее
ногами. Подол бархатного, цвета старой меди платья, волочился по земле.
-Комнаты хорошие сняли, - Федор все не смотрел ей в глаза. «И со строителями я
договорился, той неделей начинаем. Внутри тоже все починим, так что к весне замок будет –
как новый».
Мать застегнула серебряную пуговицу на воротнике собольей, короткой шубы и ответила:
«Ты ведь не о сем со мной хотел поговорить, Феденька».
Он тяжело вздохнул, и, оглянувшись, присел на камень, сжав огромные руки, опустив голову.
«Покраснел-то как, - подумала Марфа. «Да, впрочем, так всегда было – он мне никогда врать
не умел. Остальным – сколько угодно, а мне нет. И Пете тоже. И Федору Савельевичу. Ну,
значит, мне все и выслушать остается. Ах, Федя, Федя».
-Матушка, - вдруг спросил Федор, - а икону вам отдать, ну, показывал я вам – руки Федора
Савельевича? Она ведь меня тогда, на Москве спасла, когда ранен я был. Вы спасли, - сын,
наконец, посмотрел на нее, и Марфа увидела слезы в его глазах.
-Да нет, Феденька, - вздохнула она, - пусть у тебя остается. А кинжал мой – у Марьи твоей, в
хорошие руки попал, - темно-розовые, в мелких морщинках губы чуть улыбнулись и она
повторила: «Ты , Феденька, скажи мне – что гложет тебя? Я ведь пойму, - она наклонилась и
легко, нежно поцеловала его в лоб.
Мужчина вздохнул, и, глядя куда-то в сторону, на золотые, рыжие склоны холмов, на
огненный закат, что висел над ними – начал говорить.
Марфа слушала, засунув руки в карманы шубки, а потом сказала: «Молодец ты, Феденька.
Мальчику двадцати одного года сие поручил. А если голову вашему Петру снесут за это, и
Марье его – тако же? Ты об этом подумал?».
-Не снесут, - упрямо ответил сын и подышал на руки. «Я Петру все рассказал, матушка, он
справится».
-Справится, - передразнила его Марфа, и, вздохнув, буркнув себе что-то под нос, спросила:
«А Лиза что говорит?».
Сын жарко, мгновенно покраснел.
-Что? – угрожающе спросила Марфа. «Твоя жена, венчанная, плоть от плоти твоей, - и ты до
сих пор ей сказать не удосужился, что дитя на стороне нагулял? Молчи, - она подняла
ладонь, - знаю, что ты думаешь, Лиза, мол, и сама…, Так твой отчим Изабеллу любил более
Читать дальше