Unknown - 7f4e8b64-5b06-4464-8069-7c0694bf4f77 out

— Подумать только, как ты страдал...

— Да можешь ты хоть минуту не ерничать! — взорвался он. — Не хочешь слушать, так и скажи.

— Извини. Я просто не могу понять, какая нам выгода от этого всего.

— Я пока и сам не знаю, — Том задумчиво вертел в пальцах веточку акации. — В общем, на одном из тамошних чаепитий я познакомился с местным скандалистом по имени Льюис Брединг. Это как раз от него сбежала мантикора, и он с тех пор уже лет двадцать судится с Министерством — не хочет платить штраф. Соседи его не любят и побаиваются, потому что язык у него острый, а нрав вредный. Так что он, видать, давно скучал без собеседника и поэтому впился в меня, как клещ. Хлебнул огневиски, и давай рассказывать подноготную всех и каждого…

— И Дамблдора, надо полагать?

— Ну да. Я, правда, не очень уверен, что именно Брединг говорил вслух, а что только думал. Я это иногда путаю. Впрочем, неважно. Так вот, он, пожалуй, единственный в деревне, кто Дамблдора терпеть не может. Мол, тот и самолюбивый, и тщеславный, и лицемерный, и семья-то у него была странная, и сестра-то больная, и братец чокнутый, и мать умерла непонятно от чего...

— Тебе это было очень интересно?

— Да нет, не особенно. Но потом я у него спросил...

Том внезапно замолчал.

— Что именно?

Он встряхнул головой и засмеялся.

— Не хочу вслух. Даже несмотря на заглушку. Кажется, у меня мания преследования, но я еще с первого курса боюсь говорить о Дамблдоре открыто — мне все кажется, что он это как-нибудь почувствует. Глупость, конечно, но... Иди сюда, я тебе лучше воспоминание покажу.

Я бросил на землю мешок с бьющимся в нем зайцем, подошел и сел на траву у ног Тома. Он наклонился, пристально глядя мне в глаза.

— Лови...

***

Большая гостиная, обставленная старомодной тяжелой мебелью, была полна народу. У растопленного, несмотря на жаркий летний вечер, камина болтали с чашками в руках несколько пожилых волшебников. До меня доносились обрывки разговора: "Нет, что б там ни говорили, а тыквы — моя гордость. И я в этом году все-таки возьму за них приз, вот попомните мои слова. Я бы и в том выиграл, но замерял-то кто? Кто, я вас спрашиваю? Во-от! Холланд и замерял, а ему, ясное дело, надо было тещу свою умаслить, так он и намерял ей лишние два дюйма. Хотя тут и слепой бы увидел, что моя тыква больше, и Холланд распрекрасно все видел, ну дак он не пойдет против тещи-то...".

— Мастерсон опять про свои тыквы, — сказал кто-то у меня за спиной тонким скрипучим голоском. — Будто и забыл, как сам у Холланда всю грядку помидорной рассады "Bonny Best" повыдергал и к себе пересадил, а тому натыкал паслена и ходил довольнешенький... Вам, городским, смешно, небось? Что скажешь? Должно быть, сидишь и думаешь, какие мы тут все дурни, а?

— Ну что вы, сэр, — услышал я вежливый голос Тома и обернулся. Том сидел за столом рядом со сморщенным лысым стариком, перед которым стоял стакан с огневиски, причем, судя по всему, далеко не первый.

— Так мы с вами говорили о Дамблдоре, — мягко напомнил Том и взял свою чашку с чаем. — Понимаете, я ведь ничего не знаю о его жизни... А он женат?

— Женат, скажешь тоже, — старик подозрительно принюхался к жидкости в своем стакане. — Ну и дрянной огневиски наливают в этом доме! Скупердяи, за кнат удавятся... Нет, чтоб Альбус да женился — быть такого не может. Хотя я б на его месте подыскал себе кого-никого. Так, для отводу глаз.

— Простите? — Том приподнял бровь.

— Вот заладил: простите да простите... А как не прощу, чего будешь делать? — старик захихикал и бодро опрокинул в себя полстакана "дрянного пойла". — Альбус, должно быть, думает, что никто и не догадывается, что он за птица. А я так сразу понял. Еще как к Батильде приезжал этот, племянничек или кто он ей там. Знаешь, гансик такой, как они все в Германии, — светленький, беленький... Вот у них с Альбусом дружба была, аж заглядение. День-деньской вместе, и по ночам друг к другу в окно лазают, все не наговорятся. А у меня дом как раз напротив, дак я в подзорную трубу на них смотрел, и мне тогда еще стало казаться, что дело тут нечисто. А потом что-то у них не заладилось, и Ариана как раз взяла да померла не пойми от чего — так дружка Альбусова и след простыл моментально. Не знаю уж, что у них там вышло, а только накануне у них в доме так бахало да сверкало... Ну, это б я докопался, но ко мне как раз министерские пристали, мол, я у себя огнекрабов незаконно держу — вот идиоты, скажи? Я их, ясное дело, послал куда подальше, да только с Дамблдорами за недосугом не разобрался. Ну, ладно, думаю, всего на свете не узнаешь. А потом прошло пару лет — смотрю, приезжает Альбус в наше захолустье. Навестить, значит, нас, убогих. Да не один, а с приятелем. В Хогвартсе они вместе учились, что ли, а потом в Академии трансфигурации, и квартиру вместе снимали. Альбус таким франтом тогда заявился — бородку отрастил, мантии стал носить дорогущие, в общем, фу-ты ну-ты, ножки гнуты. А приятель так себе, рябенький какой-то, зато уж так на него смотрел, так в рот заглядывал... И все-то старался Альбусу угодить — и книжки всякие с ним читал, и разговоры умные разговаривал, и за покупками бегал. Я раз встретил Альбуса на улице и говорю: "Какой у тебя друг заботливый, лучше любой жены. Ну, прямо миссис Дамблдор, а?". Тот-то, конечно, прикинулся, что ему невдомек, о чем я толкую. Еще так улыбнулся мне снисходительно, мол, куда вам до нас, образованных. Да только мы тут хоть и в потемках, а об ихних нравах городских наслышаны, наслышаны... Ты, парень, должно быть, и не смекаешь, про что это я?