В начале любой из таких наших посиделок Милки всегда была невероятно капризна и разборчива. Чтобы удостоиться права пойти с ней в лес, нужно было поразить ее воображение чем-нибудь этаким. Чаще прочих это удавалось Эйвери — Милки вообще ему симпатизировала. Но после третьей или четвертой бутылки сливочного пива она становилась куда сговорчивее, и там уже шли все остальные по кругу.
Зимой мы с Милки отправлялись в "Кабанью голову" — тогда это было место с очень сомнительной репутацией. Встретить там кого-то еще из студентов или преподавателей было маловероятно, а остальным посетителям до нас не было никакого дела. Денег, чтобы снять комнату на час, ни у кого не было, и мы умудрялись уединяться с Милки для быстрого общения в самых странных местах — то в туалете, то вообще в закутке под лестницей. Бармен, кажется, обо всем догадывался, но нас не прогонял.
Вспоминая об этом, я поражаюсь нашей беспечности. Подростки военного времени, рано узнавшие об изнанке жизни, во многих вопросах мы все равно были ужасно наивны. Нам не приходило в голову использовать магловские презервативы (даже если бы в Хогсмиде времен войны их можно было достать), потому что это считалось неромантичным, немужественным и вообще пригодным только для маглов. Мы не думали о том, что Милки может забеременеть или заразить нас всех чем-нибудь — вряд ли она расточала свои ласки только студентам Хогвартса... Но, видно, нам просто везло, как всем новичкам, и ничего ни разу не случилось.
Альфард с нами к Милки не ходил и брезгливо морщился, когда мы о ней упоминали. Не участвовал в наших "посиделках" и Том. Как ни странно, это немного примирило меня с ним, потому что теперь я уже не чувствовал собственной ущербности — мол, у него есть девушка, а у меня нет. Том, наоборот, оказался по сравнению с нами в невыгодном положении, ведь, зная характер Минервы, было сомнительно, что она позволит ему до свадьбы нечто большее, чем поцелуй в щечку. Розье и Нотт зазывали его с нами, дразнили монахом и предсказывали всякие неприятности от воздержания. Том отшучивался, но так ни разу и не пошел.
***
В конце октября Риддлу пришло письмо от Долохова, отрывки из которого он вслух читал в спальне. Тони был в тренировочном лагере где-то недалеко от Глазго — более точные сведения приводить было нельзя по требованиям военной цензуры. Жилось ему там, судя по всему, неплохо — по выходным военнослужащих отпускали в соседний магловский городок.
" Я пристрастился смотреть ихнее кино — это вроде долгой-долгой колдографии, ну, ты знаешь , — писал Долохов. — Чтоб не бросаться в глаза, мы носим магловскую военную форму, тем более что и десантироваться, скорее всего, будем вместе с маглами. Так что я научился маскироваться под них будь здоров. Магловские девчонки бывают ничего и к солдатам относятся очень по-доброму. Всеми силами скрашивают нам военные будни — ну, ты понял, о чем я. Еще с нами тут стоят американцы и австралийцы, в целом неплохие ребята. Некоторые из них были под Дьеппом и вообще хлебнули войны, так что по их рассказам я уже представляю, что нас ждет ".
Куда их отправят потом, Тони не писал, но и так было нетрудно догадаться — в Северную Африку, где британские войска наступали на позиции, занятые немецкой танковой армией, недалеко от городка Эль-Аламейн. Одновременно там шли бои между волшебниками — Гриндельвальду был очень нужен доступ к магическим центрам Египта. Во всяком случае, ничем иным, как его влиянием, нельзя было объяснить, что немцы на тот момент увязли в пустыне вместо того, чтобы захватить Мальту. А ведь это было бы куда более логично и целесообразно. Должно быть, без легкого империо, наложенного на магловское военное командование, тут не обошлось... Но все это я узнал, ясное дело, уже после войны, а в те дни ее логика, скрытая за перемещением флажков на карте, была мне совершенно непонятна.
Часть письма Том не стал читать, сказав, что это неважно. У меня почему-то было стойкое чувство, что написанное касается меня. Так что на следующий день, когда Тома куда-то позвали на перемене, я тайком влез в его сумку. На свернутом в трубку пергаменте не было даже простейших шифровальных чар, и я заподозрил, что его оставили там специально для меня. Ну и ладно...
В начале письма не было ничего особенно интересного — пара слов о матери, рассказы о знакомых слизеринцах, кто ранен, кто на фронте. Все это Том уже зачитывал. Так что я перешел сразу к концовке — и не прогадал.
Читать дальше