губастый Бернар, лохматый Виктор, Йозеф-‐витрувианец и я.
- Маршем, – наверное произносит звеньевой.
- Маршем! – повторяю я, надрывая глотку.
Мне хочется распихивать толпу локтями, гнать этих бездельников прочь,
давить их, но сдавливаю я самого себя – в стальном зажиме, смотрю на Эла, на
Даниэля, заражаю себя их хладнокровием. Я – часть звена. Вокруг меня – мои боевые
товарищи. Мы с ними – один механизм, один организм. Мне покойно. Я больше
никуда не рвусь. Я марширую.
Наше построение танком ползет вперед.
Сначала нам трудно: в этом ведьмином вареве нас замечают не сразу. Но
сначала одни чужие глаза спотыкаются о черные вырезы на наших масках, потом
еще кто-‐то прикипает взглядом к мраморным гладким лбам и мраморным
застывшим кудрям, к навсегда склеенным губам и к идеально прямым носам,
вырубленным из камня.
Разлетается по толпе шепот: «Бессмертные… Бессмертные…».
И она останавливается.
Когда вода остыла до нуля градусов, она может еще и не замерзнуть. Но если в
нее положить кусочек льда, процесс начинается тут же, и вокруг, сковывая
поверхность, начинает распространяться ледяной панцирь.
Так и вокруг нас расползается холод, примораживая бомжей, торгашей,
работяг, пиратов, дилеров, воров; всех этих неудачников. Они сперва перестают
мельтешить, застывают, а потом поджимаются, пятятся от нас во все стороны,
спрессовываются как-‐то, хотя казалось, что плотней уже стоять нельзя.
А мы движемся все быстрей, рассекая толпу надвое – за нами на ней остается
след, порез, который еще долго не срастается, словно люди боятся ступать там, где
только что ступали мы.
«Бессмертные…» – шуршит у нас за спиной.
В их шепоте – подобострастие, но и ненависть, и презрение, и страх.
Пускай шушукаются.
Замирают разговоры в крохотных грязных харчевнях на первых этажах, где
везучие посетители сидят друг у друга на головах, а остальные гроздьями свисают с
балконов, чудом удерживаясь на весу и прихлебывая безымянную органику из
обшарпанных лотков. Обрастают выпученными рачьими глазами раковины хибар и
хибарок: все их обитатели вылезают, высыпают на галерейки и мосточки, чтобы
увидеть нас воочию. Жалкие человеко-‐рачки провожают нас испуганными
взглядами, не могут оторваться: каждый должен знать, куда мы идем.
Каждый хочет знать, за кем мы.
- Налево, – командует Эл, глядя на свой комм.
- Налево!
Поворачиваем к лесенке, которая втиснулась между кабинетом
вертикального массажа и салоном виртуального секса. На нашем пути встает какой-‐
то верзила со сплюснутым носом, но Даниэль отшвыривает его в сторону, тот падает
на пол и больше не поднимается.
- Нам на пятнадцатый, -‐ говорит Эл.
Шепот взлетает на пятнадцатый этаж куда быстрей, чем мы вскарабкиваемся
по скрипучей лестнице, которая раскачивается так, словно ничто ее не держит на
этом свете. И там, наверху, уже занимается пожар паники. Ничего, пусть.
Забравшись, бежим цепью по узеньким подвесным балконам мимо мириад
кабин, хижин, клетушек. Люди прыскают в стороны. Отпихиваем прочь
зазевавшихся и остолбеневших от ужаса.
- Быстрей! – кричит Эл. – Быстрей!
Навстречу нам выскакивает растрепанная девушка. Бросается на нас, как-‐то
глупо выставляя руки вперед. Ладони у нее перемазаны в чем-‐то желтом.
- Уходите! Уходите! Не надо! Не пущу!
- Отвали, дура! Что ты делаешь?! – орет на нее какой-‐то парень, дергает ее за
платье, пытаясь от нас оттащить. – Что ты делаешь?! Ты только…
- Дорогу! – ревет Даниэль.
- Она нам нужна, – решает звеньевой. – Придержите ее!
Антон выхватывает шокер и тычет его девушке в живот; та падает, как
подкошенная, и больше ничего не может сказать. Парень пялится на нее
недоверчиво, потом вдруг толкает Антона обеими руками в плечи – так, что тот
проламывает дистрофичную балконную оградку и летит в пропасть.
- Тут… Это где-‐то тут! – гаркает звеньевой.
Выбросив Антона, парень впадает в прострацию – тут же получает шокером в
ухо и валится мешком. Я выглядываю с балкона: Антон приземлился парой этажей
ниже на какой-‐то перекладине. Показывает мне большой палец.
Мы останавливаемся у микроскопической лапшичной: продавец помещается в
своем заведении только сидя, где-‐то за ним ютится повар, вдоль прилавка,
сделанного для карликов – ряд табуреток с подпиленными ножками, в конце
Читать дальше