iMac: Microsoft Word - Документ3

фотограф из газеты и велел всем улыбаться.

Занятно. Модели, которые позировали художнику столетия назад, наверное,

ничуть не изменились с тех пор. А их изображения потускнели, закоптились,

растрескались. Портретам время не идет на пользу, это еще вечный юноша Уайльд

подметил. А нам на время плевать. Мы временем не болеем.

Выход из лифтовой кабины устроен там, где на стене нарисован последний не

взмывший еще к далеким звездам космический корабль, и обыгран в меру фантазии

автора: двери лифта – двери межгалактического челнока.

Так получается, что вылезаем мы в устаревшем БУДУЩЕМ из корабля,

который так никуда и не полетел. И правильно, кстати, сделал. Не хера там ловить.

А перед нами – настоящее.

Бокс, в который мы попали, метров пятьдесят в высоту и чуть ли не по

полкилометра в длину и ширину; точней не сказать, потому что насквозь его

проглядеть трудно. От пола до потолка громоздятся скрученные из композитных

каркасов конструкции, похожие на склад какого-­‐то мегамаркета, на его бесконечные

стеллажи и антресоли. И этот скелет, состоящий из столбов и полок, превратился в

целый коралловый риф, населенный самой причудливой живностью.

Каждая полка – полтора метра, не разогнуться, одни огорожены хлипкими

заборчиками, другие обустроены тонкими разноцветными стенками из всяческого

хлама, третьи – голые. И по этим полкам, которых тут миллион, разложен миллион

человеческих жизней. Каждая клетушка – чья-­‐то халупа, лавка, ночлежка или

харчевня. В воздухе висит пряный туман: пар человеческого дыхания пополам с

дымом готовящейся еды, пот пополам со специями, запах мочи пополам с

экзотическими ароматизаторами.

Каркасы стоят плотно, от одного можно с разбегу перепрыгнуть к другому.

Прыгать нестрашно даже на высоте каких-­‐нибудь тридцатых карликовых этажей:

между каркасами повсюду проброшены висячие мостики, налажены канатные

дорожки, протянуты какие-­‐то веревки с сушащимся бельем – даже если оступиться,

в полете непременно за что-­‐нибудь зацепишься.

Облепленные мириадами жилых ракушек, каркасы кишат людьми. Пестрая

толпа до отказа набилась на первый уровень, «наземный» -­‐ хотя от настоящей земли

до него метров триста, и заполонила все остальные. Кипят, не выкипая,

человеческими лицами галереи, кто-­‐то носится по держащимся на честном слове

мостикам – кажется, что люди барахтаются прямо в воздухе. По забранным в

решетчатые шахты лестницам прокачивают от пола к далекому потолку вязкую

людскую массу.

Стоит невыносимый гвалт. Миллион человек говорят разом – каждый на

своем языке: напевают вслух приклеившуюся к языку попсу, стонут, кричат, хохочут,

шепчут, клянутся, плачут.

Сбегают с этажа на этаж десять тысяч лестниц и лесенок, снуют вверх-­‐вниз

шаткие платформочки сомнительных подъемников, доставляющие рисковых

пассажиров и их странные грузы именно в ту точку этой адовой кутерьмы, которая

им непременно сдалась.

И притом вся конструкция какая-­‐то… не прозрачная, а дырявая – так что

виднеется сквозь нее, сквозь решетки, стенки, переходы, балкончики, развешенное

для сушки белье – нарисованный во весь потолок космос со звездами и аляповатыми

сатурнами-­‐плутонами-­‐юпитерами, потому что потолок – продолжение того

громадного граффити, из которого мы вышли, и гордые астронавты с пузырями на

головах своими мудрыми и добрыми очами (разве что желтоватыми) с настенного

панно созерцают творящуюся перед ними многоэтажную вакханалию – явно в

ступоре и явно подумывая, не лучше ли им все же будет свалить в космос.

Привет, люди БУДУЩЕГО. Добро пожаловать в фавелы.

Здесь я чувствую себя так, будто меня запихнули в микроволновку.

Кажется, что через это столпотворение мне не пробиться даже в одиночку,

даже моим фирменным способом. А уж вдесятером, не растерявшись по дороге…

- Клин, – говорит мне из-­‐под аполлоновой маски наш звеньевой, Эл – тот

усатый, что наставлял пацана.

Я даже не слышу его голоса; читаю по губам.

- Клин! – ору я.

Ассиметричный гигант – Даниэль – становится первым. За ним – Эл и пухлый,

похожий на бизнесмена Антон, в третьем ряду Бенедикт-­‐излучатель спокойствия, и

серьезный шпаненок, имени которого я еще не успел запомнить – его только

прислали вместо Базиля, и щуплый нервный Алекс. В замыкающей линии –