Франсуа Брюн - Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Перед лицом все того же обещания общения святых, которое мы находим и в Кружке Флоренция, и у Рудольфа Штайнера, но обещания, относящегося к вечной жизни, отложенного на потом, на конец времен, я невольно задаюсь вопросом: а сами-то мы уверены, что такого общения, такого симбиоза нет в наличии прямо сейчас, в наше с вами время? Разве невозможно, что по тут сторону видимостей, несмотря на видимость, на более глубинном уровне, по ту сторону наших привычных восприятий, что-то из этого общения уже реализовано, уже подспудно присутствует, скрыто за нашим опытом? И в этом отношении мысль Майстера Экхарта, прозвучавшая несколько веков назад, кажется мне гораздо актуальнее многих сегодняшних «откровений», полученных из мира иного.

Похоже, что сегодня уже очень многие ученые выбирают это же направление мысли. Поэтому нам придется на время сменить тему наших рассуждений и переключиться на их теории и гипотезы. Поступив таким образом, мы вовсе не покинем поле интересующих нас основных вопросов, относящихся к самой сути жизни и смерти, ведь, как заметил недавно профессор Пьер Шоню, как раз современная физика и будет «единственной подлинной метафизикой нашего времени» [166].

Поскольку современная физика, как мы увидим далее, в корне перевернула все основные фундаментальные понятия: различение на объект / субъект, принцип причинности, концепцию пространства и времени. А ведь все это находится в тесной связи с метафизической концепцией, подспудно присутствующей в любой религии. Если верить тому, что сообщает Гейзенберг, это очень хорошо понял Вольфганг Паули [167]:

«Он говорил, что именно идея объективного мира, занимающего определенное положение в пространстве и времени в соответствии со строгими законами причинности, как раз и вызывала жестокие столкновения между наукой и духовными формулами всевозможных религий. Если науке удастся преодолеть эту застывшую концепцию, – а именно этот скачок она и сделала с теорией относительности, а с появлением квантовой теории процесс зашел еще дальше, – отношения между наукой и религиозными учениями, снова должны измениться» [168].

Правда, мне хотелось бы сразу прояснить и уточнить тут свою позицию: речь пойдет отнюдь не о научном обосновании богословия, нет. Но в некоторых случаях возникают совпадения или аналогии, представляющиеся мне крайне важными, потому что с их помощью можно показать, что мистическая концепция христианства, которую я и хочу до вас донести, вовсе не абсурдная выдумка, даже если и кажется порой, что она не совсем совпадает с привычным нам здравым смыслом.

Уже в 1925 году австрийский ученый, лауреат Нобелевской премии по физике, предугадал эту тайну. Эрвин Шрёдингер – один из столпов, ставших предтечами современной физики. Вместе с Луи де Бройлем, Нильсом Бором и Вернером Гейзенбергом он был одним из основателей квантовой механики. Этот текст еще и сегодня звучит пророчески: «Какой бы несуразицей это ни показалось обыденному рассудку, вы – и все другие мыслящие существа как таковые – вы есть всё во всем. Вот почему проживаемая вами жизнь не просто фрагмент существования в целом, но уже, в некотором смысле, всё, целое» [169]. Ему даже доводилось утверждать, что два человека тождественны не только как представители одного и того же человеческого рода, но и в том смысле, что они образуют одно, единое бытие. Заметьте, что для него это не конечная стадия, не тот предел, к которому мы все устремлены. Нет, речь идет о тайне нашего существования здесь и сейчас.

К такому выводу подтолкнули его не только научные разыскания. Он и сам это признает. Параллельно с научными трудами он прозондировал еще и все основные религиозные учения и традиции, полагая, что они могут натолкнуть его на идеи, способные стать решением вставших перед ним вопросов. Эту идею, как он сам признается, он нашел в традиции древней Индии. Но в другом тексте, 1960 года, он поясняет, что «в Ведах эта идея глубоко погребена под странными перекличками с брахманскими ритуалами жертвоприношений и прочими предрассудками» [170].

Я лично думаю, что, если бы Шрёдингер знал какие-нибудь иные изводы христианской мысли, кроме средневековой латинской схоластики и идей Фомы Аквинского, ему не пришлось бы искать вдохновившую его идею в столь далеких временах и странах. Он легко мог бы найти, например, у Майстера Экхарта, да и у многих других, решение той проблемы, которую признал нерешаемой: если в реальности все люди представляют собой одно и единое бытие, как тогда объяснить те различия, которые все же существуют между ними [171].