Ханна Хауэлл - Любовный компромисс

Территория Колорадо, 1870 год

— Забытая Богом земля. — Эмили Корделия Мейсон Брокингер встала, отряхнулась и поправила свою ношу.

И Хорошо еще, что упала вперед, подумала она, иначе наверняка зашибла бы ребенка. Подобрав с земли зонтик, Эмили сокрушенно вздохнула. Вид у зонтика и впрямь был довольно жалкий. Вероятно, шляпка выглядит не лучше. Голая, выжженная солнцем равнина была беспощадна и к людям, и к нишам. Тем не менее Эмили была твердо намерена и впредь пользоваться зонтиком и шляпкой. Во-первых, они защищали ее от солнца, а во-вторых, путешествовать без них было бы просто неприлично.

Она шла уже два дня, но никаких признаков цивилизации не было и в помине. Даже не верилось, что такая огромная территория может оказаться столь безлюдной. Впрочем, ей ни в коем случае не следовало забывать об индейцах.

При этой мысли по спине Эмили пробежал холодок — слишком свежи были впечатления от недавнего набега индейцев на лагерь переселенцев. Несчастные фермеры, никогда никому не причинявшие вреда, не заслуживали такой ужасной смерти. Она до сих пор не понимала, за что индейцы мстят ни в чем не повинным людям.

От неминуемой гибели Эмили спасла ее страсть к чистоте — именно в этот момент ей вздумалось искупаться в ручье, протекавшем довольно далеко от лагеря; но даже туда долетали звуки беспощадной бойни — воинственные крики, выстрелы, вопли обезумевших от страха людей. Эмили боялась, что теперь эта жуткая какофония будет до конца дней преследовать ее во сне и наяву.

Самым страшным для нее оказалось возвращение к еще дымившимся повозкам, над которыми стоял удушающий запах смерти. Индейцы не пощадили ни стариков, ни женщин, ни детей, кроме одного маленького существа.

Почему это произошло, для Эмили так и осталось загадкой. Причин, чтобы оставлять в живых трехлетнего Торнтона Сиерса, па ее взгляд, не было никаких, и тем не менее он, живой и невредимый, в одиночестве бродил среди погибших. Эмили могла лишь предположить, что он где-то спрятался и, только когда опасность миновала, вылез из своего укрытия. На пухленьком тельце малыша не было ни царапины, его густые темные кудряшки даже не растрепались. Лишь в зеленых глазенках застыл ужас, который, по причине малых лет, он вряд ли смог бы объяснить. Но самое главное — он был жив, и Эмили упрашивала Господа не отнимать у нее хоть этого ребенка.

При падении Эмили ободрала руки, и теперь ссадины на них нестерпимо ныли. Наверное, все-таки не нужно было ей рыть могилы и хоронить мертвых, однако какое значение могли иметь два дня, которые она потратила на эту отвратительную работу.

Эмили методично обыскала то место, которое совсем недавно было их лагерем. В результате в ее распоряжении оказались невероятно упрямый мул, расхлябанная повозка, несколько вещей Торнтона и мизерное количество пищи и воды. Эмили экономила изо всех сил, однако подозревала, что еды все равно не хватит.

— Мы идем домой? — вывел ее из задумчивости голосок Торнтона.

— Да, милый. Только боюсь, до лома нам еще далеко. Эмили чуть было не расплакалась, но тут же взяла себя в руки. Нет, она не станет поддаваться слабости. Верно, какая-то злая сила заставила ее покинуть родной Бостон, подумала Эмили, и тотчас же недовольно поморщилась, припомнив, как она радовалась письму брата, в котором тот приглашал ее к себе, в быстро растущий город Локридж. Тогда она решила, что Господь внял наконец ее мольбам.

Брат писал, что она могла бы учить в школе детишек, и Эмили это предложение показалось необычайно щедрым. Да она согласилась бы на что угодно, лишь бы удрать от той жизни, которую ей приходилось вести а доме сестры. Она даже не знала, что хуже: заботиться о трех племянниках — детях Каролины — или предпринимать отчаянные попытки ускользнуть от ее мужа. Временами Эмили казалось, что у него не две руки, а целая дюжина, и все они пытаются се схватить. От сестры помощи ждать не приходилось — она считала своих детей чуть ли не святыми, а заодно очень надеялась, что Эмили займет ее место в супружеской постели, избавив ее тем самым от ненавистных обязанностей по удовлетворению его похоти.

Эмили стойко сносила свалившиеся на нее напасти. Родители ее, Чарльз и Мэри Брокингер, были уже в преклонном возрасте, когда она появилась на свет, а братья и сестры — значительно старше ее. Что такое крепкая, дружная семья, Эмили так и не довелось узнать. Ей до сих пор было больно вспоминать, что родители и не думали скрывать от нее тот факт, что она оказалась для них нежеланным сюрпризом. Единственным, кто ее любил, был Харпер; при воспоминании о нем лицо Эмили всегда озарялось ласковой улыбкой. Однако старший брат уехал из дома, когда ей исполнилось всего десять лет.