Игорь Олен - Лоскутная философия. Идефикции

95.

Всяк ценен в мере, в коей заслуживает знак вечности. Парафраз из Ницше.

96.

Реминисценции. Я не сплю с Рождества, – с него не живу по-прежнему… Что испытывал Бог, быв вечно (стало быть, и до Собственного Рождества, как я до болезни) и изменивший вдруг Сам Себя входом в мир, как я изменён болезнью? Он появлялся в мир, когда я уходил. Рождался судить мир – я же судил его вырождением. Мы поэтому родились день в день: Бог в зло – а я вон из зла (значит, в истину?). И вот в этом миру, из какого сгину, где прожил много, я, как младенец, не разумею вдруг ничего почти, ни к чему не могу приложить свой опыт. И до-рождественского меня не выполоть с ходу новому, кем я стал.

97.

Возьми сикль! Не посылается лишь тебе. Жизнь, шанс проявить себя, синекура щедрая выпадает всем. Один других упреждает. Раз, третий, пятый взял кто-то первым – и олигарх стал. Прочие? Их беда: ведь давалось на равных, подсуетились бы… Подыми я сикль – и моя жизнь не так пошла бы: а как я бедствовал, то от худшего к лучшему; взбогател бы вдруг, преисполнился целями. Я не поднял сикль, не поднял… Да, мы такие: род мой, дед, прадеды. В нас – заскок слыть духовными, бескорыстными, с принципами, мол, этики, хоть нам жутко потребны доллары, и поболее. Масса их нам нужна! и собственность: мы хотим быть чиновными и имущими. Но мы страшно больны, род догм о «добре» и о «зле», о «нравственном». В результате – нищи.

98.

Если я жив на вид, то затем что думаю , мысль творю; вне её отсутствую, точно мёртвый. И не болезнь казнит, но я мёртв, ибо сил и желаний нет. Нет – чувств… Умел ли я жить вообще? Я в стадии перетянутых струн, лишь лопнуть… Так, во фрустрации стережа смерть тела, мыслями я игрался в жизнь, делал вид, что живой-де. Ёрничал. Я вник в тайну, что и не жить возможно, быть неживым почти – а и будто бы жить притом, стоит лишь сознавать . Я вник в чужесть жизни, как она есть, сознанию: в жизни мёртв почти, я, загадочно, в мысли жив ещё, почему и не труп. Мысль даже мощней в больном. Оттого подозрение: а не мысль ли вирус, кой, паразитствуя на живом, жизнь губит? Вспомнится детство в роскоши чувств – и видится, что сейчас ты не жив вполне, а лишь есмь умом; что враждебна мысль жизни, паразитична, ибо является, лишь пожрав жизнь. Попросту, мысль мертвит, и «разумный» наш выбор – страшен. Да и Сам Бог, клянясь: « Я есмь Жизнь для вас », – Бог, в Кого только верить, ибо абсурден, Сам кладёт рамки разуму, постижим лишь тайной. Стало быть, мысль – безжизненна? Полумертвие, значит, впору звать homo sapiens?

99.

Мысль. Христос был гносеологией с онтологией. Христианство – душевная терапия.

100.

Нравы за гробом. Плебс, добродетельный, благонравный, твёрдо держащийся догм и норм, – то есть спёртый моральным грузом, – думает о бессмертии? Вот те на! Законфузится он в бессмертии, покраснеет и со стыда сгорит: там ведь жуть порочно! Все там раздетые, обнажённые до своих тайных мест. Там высшие моют низших, пигалиц чтят как старцев, извергов ценят, в умных плюются. Шлюхи там – лучше девственниц, а Иуда в славе. Там нравы Бога, а не людские.

101.

Нет, никакой народ не участлив к вышнему, не охоч до грёзы встроить миф в жизнь, не распахнут для бездн, как русские! В нас неразвитость в преимущество неких тайн (взять лейбницев, чистопробный их интеллект, вещающий о сверхумной броской абстракции, то итог – в буржуазном пошлом уюте); если точнее, для постижения неких тайностей и сквозь них испытания всех идей житьём-бытьём на пределе , как бы не тут уже, чтоб энергия направлялась не к заурядным шесть минус два четыре или к учёным тезисам Гегеля (сим «духовностям»), но к немыслимым сфинксовым откровениям, отчего племя русских как бы юродиво.

Мы враг западной деловитости и восточной недвижности. Мы являем им, что не это суть, что оно зря, попусту, что не техникой и традицией делать жизнь, не Эйнштейном с Буддой, что это – к гибели и что жить без машин/карм лучше. Мы всё изведали: Вавилон творили, вырвались в космос, вызнали, из чего мы, атомы пользуем…

Но БОЛЬНЫ И УМРЁМ.

Нам, русским, ваше не нужно.

Нам нужна жизнь. Жизнь Вечная.

Скуден разум наш – велика инаковость, вплоть до чужести миру. Мы в ожидании, потому юродствуем. Мы в делах апатичные и нас трогает, лишь к чему мы призваны. И мы ждём, не издаст ли клич, чтó нас наняло в изначальные давности, чьи мы духом, нервом и плотью. Да, мы бездельны, а если дельны, то лишь во вред себе, ибо ведаем ложь деяния и что мелко и пагубно жить в делах. Пусть, пусть их работают, чтоб нажить капитал и чваниться; в этом Смысл Мировой! Пусть все юдо-англо-саксонского рода-племени, наставляющие жить правильно и нормально-де, холят Смысл Мировой – мы всем инструктаж даём, чтó такое их принципы, воплощая те до конца, где видно, что – ничего в них нет. Нет жизни; есть лишь мираж её… И от тяготы жить на грани, то есть нигде, от пошлости Мирового Смысла мы часто пьём, пьём дико, дабы избыть тоску.