ЛибКат » Книги » Проза » Юмористическая проза

Илья Ильф: Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты

Здесь есть возможность читать онлайн «Илья Ильф: Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Юмористическая проза / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

любовные романы фантастика и фэнтези приключения детективы и триллеры эротика документальные научные юмористические анекдоты о бизнесе проза детские сказки о религиии новинки православные старинные про компьютеры программирование на английском домоводство поэзия

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Название:
Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты
Автор:
Илья Арнольдович Ильф
Жанр:
Юмористическая проза / на русском языке
Язык:
Русский
Рейтинг книги:
3 / 5
Избранное:
Добавить книгу в избранное
Ваша оценка:
- 60
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5

Описание
Другие книги автора
Правообладателям
Похожие книги

Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

В романе «Двенадцать стульев» авторы показывают пошлый мирок обывателей и хапуг, которых легко обманывает «великий комбинатор», ловкий жулик и авантюрист Остап Бендер.

Илья Ильф: другие книги автора

Кто написал Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Уважаемые правообладатели!

Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на info@libcat.ru или заполните форму обратной связи.

Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Двенадцать стульев - русский и английский параллельные тексты», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

бульдога, которую отец Федор с преогромным трудом купил за 40 рублей на Миусском рынке, в Москве. Отец Федор замыслил свести бульдожку с крутобоким, мордатым, вечно чихающим кобельком секретаря уисполкома, а регулярно получаемый от избранной четы приплод отвозить в Москву и с выгодой продавать любителям. При виде собачки попадья ахнула и со всей твердостью заявила, что "конского завода" не допустит. Сладить, однако, с отцом Федором было невозможно. Катерина Александровна

после трехдневной ссоры покорилась, и воспитание Нерки началось. Еду собаке подавали на трех блюдах. На одном лежали квадратные кусочки вареного мяса, на другом - манная кашица, а в третье блюдечко отец Федор накладывал какое-то мерзкое месиво, утверждая, что в нем содержится большой процент фосфору, так необходимого молодой собаке для укрепления костей. От добротной пищи и нежного воспитания Нерка расцвела и вошла в

необходимый для произведения потомства

возраст. Отец Федор надзирал за собакой, диспутировал с видными городскими собачеями, скорбя лишь о том, что не может побеседовать с секретарем уисполкома, великим, как говорили, знатоком по части собаководства. Наконец на Нерку надели новый щеголеватый ошейник с перьями, напоминающий запястье египетской царицы Клеопатры, и Катерина Александровна, взяв с собою 3 рубля, повела благоухающую невесту к медалисту-жениху, принадлежащему секретарю уисполкома. Счастливый принц

встретил прелестную Нерку нежным, далеко слышным лаем. Отец Федор, сидя у окна, в нетерпении поджидал возвращения молодой. В конце улицы появилась упитанная фигура Катерины Александровны. Саженях в тридцати от дома она остановилась, чтобы поговорить с соседкой. Нерка, придерживаемая шнурком, рассеянно описывала вокруг хозяйки кольца, восьмерки и параболы, изредка принюхиваясь к основанию ближайшей тумбочки. Но уже

через минуту хозяйская гордость, обуявшая душу отца Федора, сменилась негодованием, а потом и ужасом. Из-за угла быстро выкатился большой одноглазый, известный всей улице своей порочностью пес Марсик. Помахав хвостом, лежавшим на спине кренделем, мерзавец подскочил к Нерке с явно матримониальными намерениями. Отец Федор от негодования

подпрыгнул на стуле. Катерина Александровна, увлеченная беседой, не замечала ничего, происходившего за ее спиной. Востриков ужаснулся и, захватив в сенях палку, выбежал на

	улицу. Сцена, представившаяся его взору, была полна драматизма. Катерина Александровна бегала вокруг собак, визжа: "Пошел! Пошел! Пошел!" - и била Марсика зонтиком по могучей спине. Пес не обращал на побои ни малейшего внимания. Мысли его были далеко. Закричав еще издали страшным голосом, отец Федор бросился спасать свое будущее богатство, но было уже поздно. Избитый Марсик ускакал на трех ногах. Дома произошла большая семейная сцена, уснащенная многими тяжелыми подробностями. Попадья плакала. Отец Федор сердито молчал, с омерзением поглядывая на оскверненную собаку. Оставалась крохотная надежда на то, что потомство Нерки все-таки пойдет по уисполкомовской линии. Через положенное время Нерка принесла шесть отличных мордатых крутобоких щенят чисто бульдожьей породы, которых портила одна маленькая подробность: у каждого щенка имелся большой черный пушистый, лежащий на спине кренделем хвост. Вместе с кренделеобразными хвостами рухнула возможность продать приплод с прибылью. Щенков раздарили. Нерку подвергли строгому заточению и снова стали ждать приплода. По ночам, а также утром, днем и вечером под окнами отца Вострикова медленно похаживал порочный Марсик, уставясь единственным нахальным глазом в окна и жалобно подвывая. Несмотря на тюремный режим и новые три рубля, затраченные на секретарского кобеля, второе поколение еще больше напоминало бродягу Марсика. Один щенок родился даже одноглазым. Успех бродячего пса был совершенно необъясним. Тем не менее третья серия щенков оказалась вылитыми марсиками и от визитов к уисполкомовскому медалисту заимствовала только кривые породистые лапы. Отец Востриков хотел сгоряча вчинить иск, но так как Марсик не имел хозяина, вчинить иск было некому. Так распался "конский завод" и мечты о верном, постоянном доходе.
Father Theodore's tempestuous soul knew no rest, nor had ever known it.	Порывистая душа отца Федора не знала покою. Не знала она его никогда.
Neither at the time when he was Theo, a pupil of the Russian Orthodox Church school, nor when he was Theodore Ivanych, a bewhiskered student at the college.	Ни тогда, когда он был воспитанником духовного училища, Федей, ни когда он был усатым семинаристом Федор Иванычем.
Having left the college and studied law at the university for three years in 1915 Vostrikov became afraid of the possibility of mobilization and returned to the Church.	Перейдя из семинарии в университет и проучившись на юридическом факультете три года, Востриков в 1915 году убоялся возможной мобилизации и снова пошел по духовной линии.

He was first anointed a deacon, then ordained a priest and appointed to the regional centre of N.	Сперва был рукоположен в диаконы, а потом посвящен в сан священника и назначен в уездный город N.
But the whole time, at every stage of his clerical and secular career, Father Theodore never lost interest in worldly possessions.	И всегда, во всех этапах духовной и гражданской карьеры, отец Федор оставался стяжателем.
He cherished the dream of possessing his own candle factory.	Мечтал отец Востриков о собственном свечном заводе.
Tormented by the vision of thick ropes of wax winding on to the factory drums, Father Theodore devised various schemes that would bring in enough basic capital to buy a little factory in Samara which he had had his eye on for some time.	Терзаемый видением больших заводских барабанов, наматывающих толстые восковые канаты, отец Федор изобретал различные проекты, осуществление которых должно было доставить ему основной и оборотный капиталы для покупки давно присмотренного в Самаре заводика.
Ideas occurred to Father Theodore unexpectedly, and when they did he used to get down to work on the spot.	Идеи осеняли отца Федора неожиданно, и он сейчас же принимался за работу.
He once started making a marble-like washing-soap; he made pounds and pounds of it, but despite an enormous fat content, the soap would not lather, and it cost twice as much as the Hammer and Plough brand, to boot.	Отец Федор вдруг начинал варить мраморное стирочное мыло; наваривал его пуды, но хотя мыло, по его уверению, заключало в себе огромный процент жиров, оно не мылилось и вдобавок стоило втрое дороже, чем "плугимолотовское".
For a long time after it remained in the liquid state gradually decomposing on the porch of the house, and whenever his wife, Catherine, passed it, she would wipe away a tear.	Мыло долго потом мокло и разлагалось в сенях, так что Катерина Александровна, проходя мимо него, даже всплакивала.
The soap was eventually thrown into the cesspool.	А еще потом мыло выбрасывали в выгребную яму.
Reading in a farming magazine that rabbit meat was as tender as chicken, that rabbits were highly prolific, and that a keen farmer could make a mint of money breeding them, Father Theodore immediately acquired half a dozen stud rabbits, and two months later, Nerka the dog, terrified by the incredible number of long-eared creatures filling the yard and house, fled to an unknown destination.	Прочитав в каком-то животноводческом журнале, что мясо кроликов нежно, как у цыпленка, что плодятся они во множестве и что разведение их может принести рачительному хозяину немалые барыши, отец Федор немедленно обзавелся полдюжиной производителей, и уже через пять месяцев собака Нерка, испуганная неимоверным количеством ушастых существ, заполнивших двор и дом, сбежала неизвестно куда.
However, the wretchedly provincial citizens of the town of N. proved extraordinarily conservative and, with unusual unanimity, refused to buy Vostrikov's rabbits.	Проклятые обыватели города N оказались чрезвычайно консервативными и с редким для неорганизованной массы единодушием не покупали у Вострикова ни одного кролика.
Then Father Theodore had a talk with his wife and decided to enhance his diet with the rabbit meat that was supposed to be tastier than chicken.	Тогда отец Федор, переговорив с попадьей, решил украсить свое меню кроликами, мясо которых превосходит по вкусу мясо цыплят.
The rabbits were roasted whole, turned into rissoles and cutlets, made into soup, served cold for supper and baked in pies.	Из кроликов приготовляли: жаркое, битки, пожарские котлеты. Кроликов варили в супе, подавали к ужину в холодном виде и запекали в бабки.

But to no avail.	Это не привело ни к чему.
Father Theodore worked it out that even if they switched exclusively to a diet of rabbit, the family could not consume more than forty of the creatures a month, while the monthly increment was ninety, with the number increasing in a geometrical progression.	Отец Федор подсчитал, что при переходе исключительно на кроличий паек семья сможет съесть за месяц не больше 40 животных, в то время как ежемесячный приплод составляет 90 штук, причем число это с каждым месяцем будет увеличиваться в геометрической прогрессии.
The Vostrikovs then decided to sell home-cooked meals.	Тогда Востриковы решили давать вкусные домашние обеды.
Father Theodore spent a whole evening writing out an advertisement in indelible pencil on neatly cut sheets of graph paper, announcing the sale of tasty home-cooked meals prepared in pure butter.	Отец Федор весь вечер при лампе писал химическим карандашом на аккуратно нарезанных листках арифметической бумаги объявления о даче вкусных домашних обедов, приготовляемых исключительно на свежем коровьем масле.
The advertisement began	Объявление начиналось словами:
"Cheap and Good!"	"Дешево и вкусно".
His wife filled an enamel dish with flour-and-water paste, and late one evening the holy father went around sticking the advertisements on all the telegraph poles, and also in the vicinity of state-owned institutions.	Попадья наполнила эмалированную мисочку мучным клейстером, и отец Федор поздним вечером налепил объявления на всех телеграфных столбах и поблизости советских учреждений.
The new idea was a great success.	Новая затея имела большой успех.
Seven people appeared the first day, among them Bendin, the military-commissariat clerk, by whose endeavour the town's oldest monument-a triumphal arch, dating from the time of the Empress Elizabeth-had been pulled down shortly before on the ground that it interfered with the traffic.	В первый же день явилось 7 человек, в том числе делопроизводитель военкомата Бендин и заведующий подотделом благоустройства Козлов, тщанием которого недавно был снесен единственный в городе памятник старины, триумфальная арка елисаветинских времен, мешавшая, по его словам, уличному движению.
The dinners were very popular.	Всем им обед очень понравился.
The next day there were fourteen customers.	На другой день явилось 14 человек.
There was hardly enough time to skin the rabbits.	С кроликов не успевали сдирать шкурки.
For a whole week things went swimmingly and Father Theodore even considered starting up a small fur-trading business, without a car, when something quite unforeseen took place.	Целую неделю дело шло великолепно, и отец Федор уже подумывал об открытии небольшого скорняжного производства, без мотора, когда произошел совершенно непредвиденный случай.
The Hammer and Plough co-operative, which had been shut for three weeks for stock-taking, reopened, and some of the counter hands, panting with the effort, rolled a barrel of rotten cabbage into the yard shared by Father Theodore, and dumped the contents into the cesspool.	Кооператив "Плуг и молот", который был уже заперт три недели по случаю переучета товаров, открылся, и работники прилавка, пыхтя от усилий, выкатили на задний двор, общий с двором отца Федора, бочку гнилой капусты, которую и свалили в выгребную яму.
Attracted by the piquant smell, the rabbits hastened to the cesspool, and the next morning an epidemic broke out among the gentle rodents.	Привлеченные пикантным запахом, кролики сбежались к яме, и уже на другое утро среди нежных грызунов начался мор.

It only raged for three hours, but during that time it finished off two hundred and forty adult rabbits and an uncountable number of offspring.	Свирепствовал он всего только три часа, но уложил всех 240 производителей и весь не поддающийся учету приплод.
The shocked priest had been depressed for two whole months, and it was only now, returning from Vorobyaninov's house and to his wife's surprise, locking himself in the bedroom, that he regained his spirits.	Ошеломленный, отец Федор притих на целых два месяца и взыграл духом только теперь, возвратясь из дому Воробьянинова и запершись, к удивлению матушки, в спальне.
There was every indication that Father Theodore had been captivated by some new idea.	Все показывало на то, что отец Федор озарен новой идеей, захватившей все его существо.
Catherine knocked on the bedroom door with her knuckle.	Катерина Александровна косточкой согнутого пальца постучала в дверь спальной.
There was no reply, but the chanting grew louder.	Ответа не было, только усилилось пение.
A moment later the door opened slightly and through the crack appeared Father Theodore's face, brightened by a maidenly flush.	Попадья отступила от двери и заняла позицию на диване. Через минуту дверь приоткрылась, и в щели показалось лицо отца Федора, на котором играл девичий румянец.
"Let me have a pair of scissors quickly, Mother," snapped Father Theodore.	- Дай мне, мать, ножницы поскорее, - быстро проговорил отец Федор.
"But what about your supper? "	- А ужин как же?
"Yes, later on."	- Ладно. Потом.
Father Theodore grabbed the scissors, locked the door again, and went over to a mirror hanging on the wall in a black scratched frame.	Отец Федор схватил ножницы, снова заперся и подошел к небольшому стенному овальному зеркалу в поцарапанной черной раме.
Beside the mirror was an ancient folk-painting, entitled	Рядом с зеркалом висела старинная народная картинка
"The Parable of the Sinner", made from a copperplate and neatly hand-painted.	"Зерцало грешного", печатанная с медной доски и приятно раскрашенная рукой. Отец Федор купил эту картинку в последний свой приезд в Москву на Смоленском рынке и очень любил ее.
The parable had been a great consolation to Vostrikov after the misfortune with the rabbits.	Особенно утешило его "Зерцало грешного" после неудачи с кроликами.
The picture clearly showed the transient nature of earthly things.	Картинка ясно показывала бренность всего земного.
The top row was composed of four drawings with meaningful and consolatory captions in Church Slavonic: Shem saith a prayer, Ham soweth wheat, Japheth enjoyeth power, Death overtaketh all.	По верхнему ее ряду шли четыре рисунка, подписанные славянской вязью, значительные и умиротворяющие душу: "Сим молитву деет, Хам пшеницу сеет, Яфет власть имеет, смерть всем владеет".
The figure of Death carried a scythe and a winged hour-glass and looked as if made of artificial limbs and orthopaedic appliances; he was standing on deserted hilly ground with his legs wide apart, and his general appearance made it clear that the fiasco with the rabbits was a mere trifle.	Смерть была с косою и песочными часами с крыльями. Смерть была сделана как бы из протезов и ортопедических частей и стояла, широко расставив ноги, на пустой холмистой земле. Вид ее ясно говорил, что неудача с кроликами - дело пустое.
At this moment Father Theodore preferred	Сейчас отцу Федору больше понравилась картинка:

"Japheth enjoy eth power". The drawing showed a fat, opulent man with a beard sitting on a throne in a small room.	"Яфет власть имеет", где тучный богатый человек с бородою сидел в маленьком зальце на троне с полным сознанием своего богатства.
Father Theodore smiled and, looking closely at himself in the mirror, began snipping at his fine beard.	Отец Федор улыбнулся и, довольно торопливо, внимательно глядя на себя в зеркало, начал подстригать свою благообразную бороду.
The scissors clicked, the hairs fell to the floor, and five minutes later Father Theodore knew he was absolutely no good at beard-clipping.	Волосы сыпались на пол, ножницы скрипели, и через пять минут отец Федор убедился, что подстригать бороду он совершенно не умеет.
His beard was all askew; it looked unbecoming and even suspicious.	Борода его оказалась скошенной на один бок, неприличной и даже подозрительной.
Fiddling about for a while longer, Father Theodore became highly irritated, called his wife, and, handing her the scissors, said peevishly:	Помаячив у зеркала еще немного, отец Федор обозлился, позвал жену и, протягивая ей ножницы, раздраженно сказал:
"You can help me, Mother.	- Помоги мне хоть ты, матушка.
I can't do anything with these rotten hairs."	Никак не могу вот с волосищами своими справиться.
His wife threw up her hands in astonishment.	Матушка от удивления даже руки назад отвела.
"What have you done to yourself?" she finally managed to say.	- Что же ты над собой сделал? - вымолвила она наконец.
"I haven't done anything.	- Ничего не сделал.
I'm trimming my beard.	Подстригаюсь.
It seems to have gone askew just here. . . ."	Помоги, пожалуйста. Вот здесь, как будто, скособочилось...
"Heavens!" said his wife, attacking his curls. "Surely you're not joining the Renovators, Theo dear?"	- Господи, - сказала матушка, посягая на локоны отца Федора, - неужели, Феденька, ты к обновленцам перейти собрался?
Father Theodore was delighted that the conversation had taken this turn.	Такому направлению разговора отец Федор обрадовался.
"And why shouldn't I join the Renovators, Mother?	- А почему, мать, не перейти мне к обновленцам?
They're human-beings, aren't they?"	А обновленцы что, не люди?
"Of course they're human-beings," conceded his wife venomously, "but they go to the cinema and pay alimony."	- Люди, конечно, люди, - согласилась матушка ядовито, - как же, по иллюзионам ходят, алименты платят...
"Well, then, I'll go to the cinema as well."	- Ну, и я по иллюзионам буду бегать.
"Go on then!"	- Бегай, пожалуйста.
□ Twill!"	- И буду бегать.
"You'll get tired of it.	- Добегаешься!
Just look at yourself in the mirror."	Ты в зеркало на себя посмотри.
And indeed, a lively black-eyed countenance with a short, odd-looking beard and an absurdly long moustache peered out of the mirror at Father Theodore.	И действительно. Из зеркала на отца Федора глянула бойкая черноглазая физиономия с небольшой дикой бородкой и нелепо длинными усами.

They trimmed down the moustache to the right proportions.	Стали подстригать усы, доводя их до пропорциональных размеров.
What happened next amazed Mother still more.	Дальнейшее еще больше поразило матушку.
Father Theodore declared that he had to go off on a business trip that very evening, and asked his wife to go round to her brother, the baker, and borrow his fur-collared coat and duck-billed cap for a week.	Отец Федор заявил, что этим же вечером должен выехать по делу, и потребовал, чтобы Катерина Александровна сбегала к брату-булочнику и взяла у него на неделю пальто с барашковым воротником и коричневый утиный картуз.
"I won't go," said his wife and began weeping.	- Никуда не пойду! - заявила матушка и заплакала.
Father Theodore walked up and down the room for half an hour, frightening his wife by the change in his expression and telling her all sorts of rubbish.	Полчаса шагал отец Федор по комнате и, пугая жену изменившимся своим лицом, молол чепуху.
Mother could understand only one thing-for no apparent reason Father Theodore had cut his hair, intended to go off somewhere in a ridiculous cap, and was leaving her for good.	Матушка поняла только одно: отец Федор ни с того, ни с сего постригся, хочет в дурацком картузе ехать неизвестно куда, а ее бросает.
"I'm not leaving you," he kept saying. "I'm not. I'll be back in a week.	- Не бросаю, - твердил отец Федор, - не бросаю, через неделю буду назад.
A man can have a job to do, after all.	Ведь может же быть у человека дело.
Can he or can't he?"	Может или не может?
"No, he can't," said his wife.	- Не может, - говорила попадья.
Father Theodore even had to strike the table with his fist, although he was normally a mild person in his treatment of his near ones.	Отцу Федору, человеку в обращении с ближними кроткому, пришлось даже постучать кулаком по столу.
He did so cautiously, since he had never done it before, and, greatly alarmed, his wife threw a kerchief around her head and ran to fetch the civilian clothing from her brother.	Хотя стучал он осторожно и неумело, так как никогда этого не делал, попадья все же очень испугалась и, накинув оренбургский платок, побежала к брату за статской одеждой.
Left alone, Father Theodore thought for a moment, muttered,	Оставшись один, отец Федор с минуту подумал, сказал:
"It's no joke for women, either," and pulled out a small tin trunk from under the bed.	"Женщинам тоже тяжело" - и вытянул из-под кровати сундучок, обитый жестью.
This type of trunk is mostly found among Red Army soldiers.	Такие сундучки встречаются по большей части у красноармейцев.
It is usually lined with striped paper, on top of which is a picture of Budyonny, or the lid of a Bathing Beach cigarette box depicting three lovelies on the pebbly shore at Batumi.	Оклеены они полосатыми обоями, поверх которых красуется портрет Буденного или картонка от папиросной коробки "Пляж", изображающей трех красавиц, лежащих на усыпанном галькой батумском берегу.
The Vostrikovs' trunk was also lined with photographs, but, to Father Theodore's annoyance, they were not of Budyonny or Batumi beauties.	Сундучок Востриковых, к неудовольствию отца Федора, также был оклеен картинками, но не было там ни Буденного, ни батумских красоток.
His wife had covered the inside of the trunk with photographs cut out of the magazine Chronicle of the 1914 War.	Попадья залепила все нутро сундучка фотографиями, вырезанными из журнала "Летопись войны 1914 года".

They included	Тут было и
"The Capture of Peremyshl",	"Взятие Перемышля", и
"The Distribution of Comforts to Other Ranks in the Trenches", and all sorts of other things.	"Раздача теплых вещей нижним чинам на позициях", и сам молодецкий казак Козьма Крючков, первый георгиевский кавалер.
Removing the books that were lying at the top (a set of the Russian Pilgrim for 1913; a fat tome, History of the Schism, and a brochure entitled A Russian in Italy, the cover of which showed a smoking Vesuvius), Father Theodore reached down into the very bottom of the trunk and drew out an old shabby hat belonging to his wife.	Выложив на пол лежавшие сверху книги: комплект журнала "Русский паломник" за 1903 год, толстеннейшую "Историю раскола" и брошюрку "Русский в Италии", на обложке которой отпечатан был курящийся Везувий, отец Федор запустил руку на самое дно сундучка и вытащил старый обтерханный женин капор.
Wincing at the smell of moth-balls which suddenly assailed him from the trunk, he tore apart the lace and trimmings and took from the hat a heavy sausage-shaped object wrapped in linen.	Зажмурившись от запаха нафталина, который внезапно ударил из сундучка, отец Федор, разрывая кружевца и прошвы, вынул из капора тяжелую полотняную колбаску.
The sausage-shaped object contained twenty ten-rouble gold coins, all that was left of Father Theodore's business ventures.	Колбаска содержала в себе двадцать золотых десяток - все, что осталось от коммерческих авантюр отца Федора.
With a habitual movement of the hand, he lifted his cassock and stuffed the sausage into the pocket of his striped trousers.	Он привычным движением руки приподнял полу серенькой рясы и засунул колбаску в карман полосатых брюк.
He then went over to the chest of drawers and took twenty roubles in three- and five-rouble notes from a sweet-box.	Потом подошел к комоду и вынул из конфетной коробки пятьдесят рублей трехрублевками и пятирублевками.
There were twenty roubles left in the box.	В коробке оставалось еще двадцать рублей.
"That will do for the housekeeping," he decided.	- На неделю хватит, - решил он.
CHAPTER FOUR	Глава IV
THE MUSE OF TRAVEL	Муза дальних странствий
An hour before the evening mail-train was due in, Father Theodore, dressed in a short coat which came just below the knee, and carrying a wicker basket, stood in line in front of the booking-office and kept looking apprehensively at the station entrance.	За час до прихода вечернего почтового поезда отец Федор, в коротеньком, чуть ниже колен, пальто и с плетеной корзинкой, стоял в очереди у кассы и боязливо поглядывал на входные двери.
He was afraid that in spite of his insistence, his wife might come to see him off, and then Prusis, the stall-owner, who was sitting in the buffet treating the income-tax collector to a glass of beer, would immediately recognize him.	Он боялся, что матушка, противно его настоянию, прибежит на вокзал провожать, и тогда палаточник Прусис, сидевший в буфете и угощавший пивом финагента, сразу его узнает.

Father Theodore stared with shame and surprise at his striped trousers, now exposed to the view of the entire laity.	Отец Федор с удивлением и стыдом посматривал на свои обнаженные полосатые брюки. Агент ОДТГПУ медленно прошел по залу, утихомирил возникшую в очереди брань из-за места и занялся уловлением беспризорных, которые осмелились войти в зал I и II класса, играя на деревянных ложках "Жила-была Россия, великая держава". Кассир, суровый гражданин, долго возился с компостерами, пробивал на билете кружевные цифры и, к удивлению всей очереди, давал мелкую сдачу деньгами, а не благотворительными марками в пользу детей.
The process of boarding a train without reserved seats took its normal and scandalous course.	Посадка в бесплацкартный поезд носила обычный кровопролитный характер.
Staggering under the weight of enormous sacks, passengers ran from the front of the train to the back, and then to the front again.	Пассажиры, согнувшись под тяжестью преогромных мешков, бегали от головы поезда к хвосту и от хвоста к голове.
Father Theodore followed them in a daze.	Отец Федор ошеломленно бегал вместе со всеми.
Like everyone else, he spoke to the conductors in an ingratiating tone, like everyone else he was afraid he had been given the "wrong" ticket, and it was only when he was finally allowed into a coach that his customary calm returned and he even became happy.	Он так же, как и все, говорил с проводниками искательным голосом, так же, как и все, боялся, что кассир дал ему "неправильный" билет, и только впущенный наконец в вагон вернулся к обычному спокойствию и даже повеселел.
The locomotive hooted at the top of its voice and the train moved off, carrying Father Theodore into the unknown on business that was mysterious, yet promised great things.	Паровоз закричал полным голосом, и поезд тронулся, увозя с собой отца Федора в неизвестную даль по делу загадочному, но сулящему, как видно, большие выгоды.
An interesting thing, the permanent way.	Интересная штука - полоса отчуждения.
Once he gets on to it the most ordinary man in the street feels a certain animation in himself and soon turns into a passenger, a consignee, or simply a trouble-maker without a ticket, who makes life difficult for the teams of conductors and platform ticket-inspectors.	Самый обыкновенный гражданин, попав в нее, чувствует в себе некоторую хлопотливость и быстро превращается либо в пассажира, либо в грузополучателя, либо просто в безбилетного забулдыгу, омрачающего жизнь и служебную деятельность кондукторских бригад и перронных контролеров.
The moment a passenger approaches the right of way, which he amateurishly calls a railway station, his life is completely changed.	С той минуты, когда гражданин вступает в полосу отчуждения, которую он по-дилетантски называет вокзалом или станцией, жизнь его резко меняется.
He is immediately surrounded by predatory porters with white aprons and nickel badges on their chests, and his luggage is obsequiously picked up.	Сейчас же к нему подскакивают Ермаки Тимофеевичи в белых передниках с никелированными бляхами на сердце и услужливо подхватывают багаж.
From that moment, the citizen no longer is his own master.	С этой минуты гражданин уже не принадлежит самому себе.
He is a passenger and begins to perform all the duties of one.	Он - пассажир и начинает исполнять все обязанности пассажира.
These duties are many, though they are not unpleasant.	Обязанности эти многосложны, но приятны.

Passengers eat a lot.	Пассажир очень много ест.
Ordinary mortals do not eat during the night, but passengers do.	Простые смертные по ночам не едят, но пассажир ест и ночью.
They eat fried chicken, which is expensive, hard-boiled eggs, which are bad for the stomach, and olives.	Ест он жареного цыпленка, который для него дорог, крутые яйца, вредные для желудка, и маслины.
Whenever the train passes over the points, numerous teapots in the rack clatter together, and legless chickens (the legs have been torn out by the roots by passengers) jump up and down in their newspaper wrapping.	Когда поезд прорезает стрелку, на полках бряцают многочисленные чайники и подпрыгивают завернутые в газетные кульки цыплята, лишенные ножек, с корнем вырванных пассажирами.
The passengers, however, are oblivious of all this.	Но пассажиры ничего этого не замечают.
They tell each other jokes.	Они рассказывают анекдоты.
Every three minutes the whole compartment rocks with laughter; then there is a silence and a soft-spoken voice tells the following story:	Регулярно, через каждые три минуты, весь вагон надсаживается от смеха. Затем наступает тишина, и бархатный голос докладывает следующий анекдот:
"An old Jew lay dying.	"Умирает старый еврей.
Around him were his wife and children.	Тут жена стоит, дети.
' Is Monya here?' asks the Jew with difficulty.	- А Моня здесь? - еврей спрашивает еле-еле.
' Yes, she's here.'	- Здесь.
'Has Auntie Brana come?'	- А тетя Брана пришла?
'Yes.'	- Пришла.
' And where's Grandma? I don't see her.'	- А где бабушка, я ее не вижу?
'She's over here.'	- Вот она стоит.
' And Isaac?'	- А Исак?
'He's here, too.'	- Исак тут.
'What about the children?'	- А дети?
They're all here.'	- Вот все дети.
' Then who's minding the shop?'"	- Кто же в лавке остался?!"
This very moment the teapots begin rattling and the chickens fly up and down in the rack, but the passengers do not notice.	Сию же секунду чайники начинают бряцать и цыплята летают на верхних полках, потревоженные громовым смехом. Но пассажиры этого не замечают.
Each one has a favourite story ready, eagerly awaiting its turn.	У каждого на сердце лежит заветный анекдот, который, трепыхаясь, дожидается своей очереди.
A new raconteur, nudging his neighbours and calling out in a pleading tone,	Новый исполнитель, толкая локтями соседей и умоляюще крича:
"Have you heard this one?" finally gains attention and begins:	"А вот мне рассказывали", - с трудом завладевает вниманием и начинает:
"A Jew comes home and gets into bed beside his wife.	"Один еврей приходит домой и ложится спать рядом со своей женой.

Suddenly he hears a scratching noise under the bed.	Вдруг он слышит, под кроватью кто-то скребется.
The Jew reaches his hand underneath the bed and asks:	Еврей опустил под кровать руку и спрашивает:
' Is that you, Fido?'	- Это ты, Джек?
And Fido licks his hand and says:	А Джек лизнул руку и отвечает:
' Yes, it's me.' "	-Это я!"
The passengers collapse with laughter; a dark night cloaks the countryside. Restless sparks fly from the funnel, and the slim signals in their luminous green spectacles flash snootily past, staring above the train.	Пассажиры умирают от смеха, темная ночь закрывает поля, из паровозной трубы вылетают вертлявые искры, и тонкие семафоры в светящихся зеленых очках щепетильно проносятся мимо, глядя поверх поезда.
An interesting thing, the right of way!	Интересная штука полоса отчуждения!
Long, heavy trains race to all' parts of the country.	Во все концы страны бегут длинные тяжелые поезда дальнего следования.
The way is open at every point.	Всюду открыта дорога.
Green lights can be seen everywhere; the track is clear.	Везде горит зеленый огонь - путь свободен.
The polar express goes up to Murmansk.	Полярный экспресс подымается к Мурманску.
The K-l draws out of Kursk Station, bound for Tiflis, arching its back over the points.	Согнувшись и сгорбясь на стрелке, с Курского вокзала выскакивает "Первый-К", прокладывая путь на Тифлис.
The far-eastern courier rounds Lake Baikal and approaches the Pacific at full speed.	Дальневосточный курьер огибает Байкал, полным ходом приближаясь к Тихому океану.
The Muse of Travel is calling.	Муза дальних странствий манит человека.
She has already plucked Father Theodore from his quiet regional cloister and cast him into some unknown province.	Уже вырвала она отца Федора из тихой уездной обители и бросила невесть в какую губернию.
Even Ippolit Matveyevich Vorobyaninov, former marshal of the nobility and now clerk in a registry office, is stirred to the depths of his heart and highly excited at the great things ahead.	Уже и делопроизводитель загса, Ипполит Матвеевич Воробьянинов, потревожен в самом нутре своем и задумал черт знает что такое.
People speed all over the country.	Носит людей по стране.
Some of them are looking for scintillating brides thousands of miles away, while others, in pursuit of treasure, leave their jobs in the post office and rush off like schoolboys to Aldan.	Один за десять тысяч километров от места службы находит себе сияющую невесту. Другой, в погоне за сокровищами, бросает почтово-телеграфное отделение и, как школьник, бежит на Алдан.
Others simply sit at home, tenderly stroking an imminent hernia and reading the works of Count Salias, bought for five kopeks instead of a rouble.	А третий так и сидит себе дома, любовно поглаживая созревшую грыжу и читая сочинения графа Салиаса, купленные вместо рубля за пять копеек.

The day after the funeral, kindly arranged by Bezenchuk the undertaker, Ippolit Matveyevich went to work and, as part of the duties with which he was charged, duly registered in his own hand the demise of Claudia Ivanovna Petukhov, aged fifty-nine, housewife, non-party-member, resident of the regional centre of N., by origin a member of the upper class of the province of Stargorod.	На второй день после похорон, управление которыми любезно взял на себя гробовой мастер Безенчук, Ипполит Матвеевич отправился на службу и, исполняя возложенные на него обязанности, зарегистрировал собственноручно кончину Клавдии Ивановны Петуховой, 59 лет, домашней хозяйки, беспартийной, жительство имевшей в уездном городе N и родом происходившей из дворян Старгородской губернии.
After this, Ippolit Matveyevich granted himself a two-week holiday due to him, took forty-one roubles in salary, said good-bye to his colleagues, and went home.	Затем Ипполит Матвеевич испросил себе двухнедельный узаконенный декретный отпуск, получил 41 рубль отпускных денег и, распрощавшись с сослуживцами, отправился домой.
On the way he stopped at the chemist's.	По дороге он завернул в аптеку.
The chemist, Leopold Grigorevich, who was called Lipa by his friends and family, stood behind the red-lacquered counter, surrounded by frosted-glass bottles of poison, nervously trying to sell the fire chief’s sister-in-law "Ango cream for sunburn and freckles-gives the skin an exceptional whiteness".	Провизор Леопольд Григорьевич, которого домашние и друзья называли - Липа, стоял за красным лакированным прилавком, окруженный молочного цвета банками с ядом, и, со свойственной ему нервностью, продавал свояченице брандмейстера "крем Анго против загара и веснушек, придает исключительную белизну коже".
The fire chiefs sister-in-law, however, was asking for "Rachelle powder, gold in colour-gives the skin a tan not normally acquirable".	Свояченица брандмейстера, однако, требовала "пудру Рашель золотистого цвета, придает телу ровный, недостижимый в природе загар".
The chemist had only the Ango cream in stock, and the battle between these two very different cosmetics raged for half an hour.	Но в аптеке был только "крем Анго против загара", и борьба столь противоположных продуктов парфюмерии длилась полчаса.
Lipa won in the end and sold the fire chief’s sister-in-law some lipstick and a bugovar, which is a device similar in principle to the samovar, except that it looks like a watering-can and catches bugs.	Победил все-таки Липа, продавший свояченице брандмейстера губную помаду и "Клоповар" -прибор, построенный по принципу самовара, но имеющий внешний вид лейки. - Как вам нравится Шанхай? - спросил Липа Ипполита Матвеевича, - не хотел бы я теперь быть в этом сетльменте. - Англичане ж сволочи, - ответил Ипполит Матвеевич. - Так им и надо. Они всегда Россию продавали. Леопольд Григорьевич сочувственно пожал плечами, как бы говоря -"Кто Россию не продавал", и приступил к делу.
"What can I get you?"	- Что вы хотели?
"Something for the hair."	- Средство для волос.
"To make it grow, to remove it, or to dye it? "	- Для ращения, уничтожения, окраски?
"Not to make it grow," said Ippolit Matveyevich. "To dye it."	- Какое там ращение, - сказал Ипполит Матвеевич, - для окраски.
"We have a wonderful hair dye called Titanic.	- Для окраски есть замечательное средство "Титаник".

We got it from the customs people; it was confiscated.	Получено с таможни. Контрабандный товар. Не смывается ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином.
It's a jet black colour.	Радикальный черный цвет.
A bottle containing a six months' supply costs three roubles, twelve kopeks.	Флакон на полгода стоит 3 р. 12 копеек.
I can recommend it to you, as a good friend."	Рекомендую как хорошему знакомому.
Ippolit Matveyevich twiddled the bottle in his hands, looked at the label with a sigh, and put down his money on the counter.	Ипполит Матвеевич повертел в руках квадратный флакон "Титаника", со вздохом посмотрел на этикетку и выложил деньги на прилавок. - Они скоро всю Хэнань заберут, эти кантонцы. Сватоу, я знаю. А?
He went home and, with a feeling of revulsion, began pouring Titanic onto his head and moustache.	Ипполит Матвеевич возвратился домой и с омерзением стал поливать голову и усы "Титаником".
A stench filled the house.	По квартире распространилось зловоние.
By the time dinner was over, the stench had cleared, the moustache had dried and become matted and was very difficult to comb.	После обеда вонь убавилась, усы обсохли, слиплись, и расчесать их можно было только с большим трудом.
The jet-black colour turned out to have a greenish tint, but there was no time for a second try.	Радикальный черный цвет оказался с несколько зеленоватым отливом, но вторично красить уже было некогда.

Taking from his mother-in-law's jewel box a list of the gems, found the night before, Ippolit Matveyevich counted up his cash-in-hand, locked the house, put the key in his back pocket and took the no. 7 express to Stargorod.