Джон Барт - Плавучая опера

Ох, сон этот проклятущий, это из-за него сделался я слабосильным, точно дитя малое! Весь прямо сгораю от желания и от ярости, что ни черта теперь не получится. А Джейн чуть не в истерике, она же всю свою волю в тот решительный порыв вложила, а теперь лежит на спине со мной рядом и веки приподнять не смеет.

Да еще светло тут, как будто мощную люстру зажгли! От неожиданности всего происшедшего я чуть не разрыдался, честное слово. Кожа-то, кожа - до чего гладкая, ни морщиночки, с ума сойти! Кинулся я на нее, секундочки не дам просто так рядышком лежать, целую, целую. Даже сейчас, хоть двадцать два года уж прошло, пишу вот про тот день и весь содрогаюсь, в толк не возьму, как это сердце мое бедное тогда не разорвалось.

Да, а поцелуи-то мои без толку оказались. Рухнул я на спину, просто с ума схожу из-за беспомощности своей и вообще неумелости - нет, ну надо же вот так все прошляпить! Кретин, идиот - и, вижу, правильно, еще похлеще драконить себя требовалось, она от этого ободрилась, в себя пришла.

- Ну хватит, Тоди, себя проклинать, - говорит. И целует меня. - Ах ты, радость моя ненаглядная! - и ручонкой поглаживает.

- Оставь, - бормочу, в подушку уткнувшись.

- И не подумаю. - А сама уже смеется, опять у нее полный порядок, тем более что я не знаю, куда деться от робости и стыда, ладно, коли так, всю жизнь робко держаться буду. - Да брось ты, право. Сейчас все сделаю.

- Не получится у тебя, - хриплю.

- Получится, - говорит полушепотом, и в ухо целует, и никнет ко мне, никнет.

Внемли мне, друг-читатель! Надумаешь жениться, заклинаю тебя - выбирай такую, которая в Ракстоне росла и на Гибсон-Айленде каждое лето проводила! Клянусь тебе, не найдешь лучше, фантазии-то сколько, а страсти, а энергии, и все умеет, только оторвется на миг - смех на нее какой-то нервный нападал, - и опять…

Впрочем, довольно. В рыцарский кодекс, сказать честно, я верю не больше, чем во все прочее, однако же остановлюсь. Скажу одно: не так уж много времени понадобилось, чтобы с блеском довершить ритуал супружеской измены. После чего мы закурили и кое о чем побеседовали.

- Гаррисону как в глаза посмотрим? - спрашиваю.

- Не беспокойся.

- Не беспокоиться?

- Угу.

- То есть как?

- А он не сердится.

- Не рассердится?

- Уже не сердится.

- Ты что же, ему наперед сказала? - ушам своим не поверил.

- Конечно. И он одобряет.

- Значит, вы не любите друг друга?

- Любим, - говорит. - Дурачок какой.

- Ни черта не понимаю.

- Ну говорила я с ним, - объясняет, чуточку смутившись. - Гаррисон от тебя просто без ума, да и я тоже. Спрашивается, что тут плохого, раз ты мне очень нравишься, - я же только ради удовольствия, не надо ничего усложнять. Ты против, что ли?

- Да что ты, - успокаиваю ее поскорей.

- Мы с Гаррисоном тоже так считаем, - говорит. Мне стало по-настоящему любопытно, хотя и неловко как-то. - Потому что любим друг друга по-настоящему. - Очень торжественно сказала, а сама лодыжку почесывает, муха куснула. - И поэтому ревновать друг друга не умеем, не может между нами такого быть. А если ты теперь думаешь, что я его не люблю, мне только умереть остается.

- Что ты выдумала! - говорю, тоже торжественности напустив. - Я все понял, молодцы какие!

- Ну хорошо, что понял. - Вздохнула и головку мне на плечо кладет. - Мы с ним про это долго разговаривали. Боялась я жутко. Может, вообще-то не надо было, не знаю, а Гаррисон - он чудесный. Ко всему так объективно относится, не поверишь.

- Я тебя полюбил с первого взгляда. - Хотелось, чтобы прозвучало убедительно, а вышло так пышно, что я покраснел.

- Не надо, прошу тебя, - говорит Джейн. - Никакой любви не надо, слышишь? Ты мне действительно очень нравишься, Тоди, но как друг, и все.

- Мне этого мало.

- А другого не будет, - говорит. - Мне с тобой хорошо было. Тебе тоже, надеюсь. Ну и хватит, нечего романтику разводить, одна фальшь получится.

- Ну, если тебе хочется так, значит, и будет так, - сказал я покорно. - Ты лучше всех на свете.

Тут она расцвела сразу, повеселела. Пошла к холодильнику за пивом - льда там, вижу, килограммов двадцать, не меньше, - а когда я бросился следом, поймал ее, прижал к себе и шею стал сзади поглаживать, схватила мои пальцы и прижимает, прижимает.

- Все равно не знаю, как мне смотреть Гаррисону в глаза, - говорю, думая, что сделаю ей приятно.

- Да перестань ты конфузиться, Тоди. Говорю же тебе, он такой чудесный. И он сам так хотел, не меньше, чем я. Потому что действительно тебя любит.

- Поразительно, - говорю. А она словно все боится, что я не оценю, до чего он необыкновенный. - Святой человек, - говорю, - да и только.