Мэрл не могла ни плакать, ни дать отповедь Голде. «Опять Мойшка-Цирюльник!» — думала она. Он подослал Голду выгнать Калмана. Если уж этот выродок сумел уговорить ее сестру, которая знает его не один год, не удивительно, что он убедил благочестивого Калмана, будто Мэрл была его любовницей. Она все время думала только о полоцком даяне и как-то не вспомнила о том, что ее собственный муж тоже достоин жалости.
Долговязый тощий маляр Айзикл Бараш жил своим прошлым величием, памятью о тех временах, когда он был солдатом русской армии. Он служил в тяжелой артиллерии, а потом попал в немецкий плен. Он очень любил рассказывать, как шел ему мундир артиллериста и каким героем он показал себя на фронте. Маляры смеялись над его историями: на нем измазанная измятая шапка, куцый пиджачок и узкие штаны, а он толкует о мундире! Жена ему бока обдирает за каждую рюмку, а он похваляется, каким Самсоном-богатырем был на войне! Айзикл очень страдал, когда ему напоминали, что жена бьет его, и редко приходил на малярскую биржу. Жена его была торговкой и возвращалась домой с рынка только к вечеру; он же целыми днями валялся на постели, заложив руки за голову, и глядел в потолок. Но оттого, что он часами лежал, не имея кому даже слово сказать, ему было смертельно скучно. Поэтому он очень обрадовался, когда однажды к нему совершенно неожиданно заявился Калман.
Калман рассказал, что разводится с женой и ищет угол для ночлега, потому что за целую квартиру ему нечем платить. И если Айзикл и его жена согласны, то он переберется к ним. Других друзей у него нет.
— Перебирайся, приятель, перебирайся, — сел в постели обрадованный Айзикл, — мы будем с тобою два тела — одна душа. В казарме я тоже имел такого товарища. Мы курили махорку из одной пачки и ели из одного котелка.
— Я стеснен в средствах, но буду платить столько, сколько велишь, — уныло произнес Калман. — А что жена твоя скажет? Она не будет против?
— А если и будет против, боюсь я ее, что ли? Слышишь, Калманка, когда я служил в солдатах, у меня была шинель, твердая, как жесть. Поставишь ее, и она стоит сама по себе.
— Может, ты сумеешь добиться, чтобы жена не возражала, если я у вас поселюсь?
— Добьюсь, приятель, добьюсь! Слышь, Калманка, однажды я стоял в карауле. Мне приказали никого не пропускать. Не пропускать, так не пропускать. Вижу, гуляет курица. «Назад!» — кричу я. А она делает вид, что не слышит. Тогда я взял и поднял ее на штык! Приходи завтра, Калманка, я к тому времени поговорю с моей ведьмой.
Едва Калман ушел, Айзикл опустил на пол волосатые ноги и принялся искать ботинки. Найдя их, он оделся, напялил на голову испачканную шапку и понесся на дровяной рынок разыскивать Мойшку-Цирюльника. Обещанной кварты водки с закуской за то, что уговорил Калмана развестись с женой, Мориц ему еще не дал. А теперь Айзиклу мало одной кварты; ему видится целый шинок с полными бутылками, которые Мориц поставит для всех приятелей, и они пустятся в разгул по Вильне на семь дней и семь ночей.
Айзикл добирается до рынка, находит Морица и сообщает ему радостную весть: он убедил барана Калмана дать развод жене. Теперь путь к агуне свободен. Мойшка закрывает правый глаз, а левый у него становится вдвое шире.
— Кому это ты рассказываешь? Мне? Всем известно, что как только моя бывшая невеста даст развод этому барану, мы с ней сыграем свадьбу в залах Бунимовича. А он мне сообщает, что путь свободен!
Видя, что Цирюльник хочет зажулить обещанную выпивку, Айзикл прикидывается простачком и обращается к Морицу за советом: Калман просится к нему в жильцы. Если он примет барана, у него могут быть неприятности от его ведьмы-жены; если же не примет, тому придется жить у своей жены, у агуны, и тогда Морицу будет так же непросто добраться до своей невесты, как взять крепость. Так как поступить?
Мориц открывает закрытый глаз и закрывает раскрытый. Ему-то что? Айзикл может принимать или не принимать барана, а их обоих может принять земля. Если баран не захочет выселиться из квартиры Мэрл по-хорошему, то его вынесут оттуда в саване. Пока он, Мориц, был холостяком, он еще позволял малярам доить себя. Теперь же, когда он собирается жениться, деньги нужны ему на более важные расходы. И вообще, ему больше не к лицу иметь дело с босяками! Он бросил пить, и его единственный настоящий друг, муж невестиной сестры, тоже бросил пить. Как же он станет валяться в шинке с голодранцами и нарушит данное невесте слово о том, что он капли в рот не возьмет! Вот говорят же «железный дурак», а «Айзик» как раз и означает «железный». Но пока еще не говорят «Мориц-дурак».
Читать дальше