Хаим Граде - Немой миньян

Даже постоянные обитатели и изучающие Тору завсегдатаи Синагогального двора, а также состоятельные обыватели словно и не были знакомы с теми людскими типажами и образами, которые встречаются в «Немом миньяне» [1] Молитвенный кворум, необходимый для общественной молитвы. Не менее десяти евреев старше 13 лет. , столь бедны и незначительны в жизни они были. Но я, воспитывавшийся среди них с детства, следил за ними и после того, как перестал принадлежать Синагогальному двору и окружавшим его переулкам. Отдалившись от них, я все же не отводил глаз от этих бедняков, пока они не исчезли в дыму войны, под руинами Литовского Иерусалима. Среди всех евреев, которые немо шли в Понары [2] Место массового расстрела узников Виленского гетто. Современное литовское название — Понеряй. , они были самыми немыми. И когда я после Катастрофы вернулся на руины Виленского гетто, кроме меня не осталось никого, кто бы помнил их и прочитал по ним поминальную молитву. Именно поэтому они требовали от меня посмертного собирания душ [3] Подразумевается переосмысленное в категориях светской культуры каббалистическое понятие «тиккун». в гораздо большей степени, чем другие ушедшие, которые все еще живут в чьей-то памяти и чьих-то книгах. Но я не стремился сделать этих нигде не упоминаемых, одиноких, никем не замеченных аскетов, изучавших Тору, и скрытых праведников «интереснее» с помощью захватывающего сюжета, который собрал бы и удерживал их всех вместе. Я соединил отдельные образы и истории их жизней меркнущим светом сумерек, который падает равно на каждого из них, в то время как они сидят почти недвижимо на сером фоне своего двора и своей молельни.

Здесь уместно упомянуть группу друзей, которые помогли мне издать этот сборник рассказов и на протяжении долгих лет проявляли теплый интерес к моему творчеству. Их гостеприимные дома были моим домом во время поездок с лекциями из города в город и из страны в страну. Вот они, мои дорогие и добрые друзья, которым я так обязан, в алфавитном порядке:

Авром и Милка Берникер из Виндзора, Канада; Йосеф и Айда Берман из Монреаля и Майами; Шимен и Луси Дайч из Чикаго; Мордехай и Хайка Маркус из Каракаса, Венесуэла; Мойше и Сара Фридман из Детройта; Яков и Рей Каган из Лос-Анджелеса.

Моя судьба еврейского писателя в Америке была бы тяжелее и горше, если бы не глубокое личное внимание ко мне упомянутых друзей, и тех, кого я еще надеюсь упомянуть в других своих произведениях.

Но еще одного человека я обязан назвать по имени, потому что его больше нет в живых: моего дорогого и светлого друга Лейзера Шупакевича, руководившего сбором средств в пользу Еврейского Агентства в Чикаго. Я относился к нему с глубочайшим уважением за его любовь к Торе, за его идеалистическую преданность Израилю, за его бескорыстную сердечную дружбу, не знавшую границ. И с тех пор как он так внезапно был отнят у своей семьи, у своего движения и у меня, мне не хватает его как части собственного тела, как части собственной жизни.

Столяр Эльокум Пап, еще будучи холостяком, мог оставить пилу торчать посреди надпиленной доски и уйти в молельню маляров рассматривать истории из Пятикнижия, нарисованные на стенах: как Ной выпускает белого голубя из ящика, как рушится вавилонская башня и как учитель наш Моисей рассекает своим посохом море. Евреи в молельне всей душой уходили в тихую молитву восемнадцати благословений, стремясь к вершине святости, а столяр даже не слышал, что вокруг него молятся, и не отвечал «аминь». Он был поглощен рисунками на стенах. А когда потом он возвращался к работе и искал свой инструмент, хозяин столярной мастерской насмехался над ним.

— Раззява! Ты думал, что мы будем тебя ждать? И какая только девушка захочет выйти за тебя замуж?

Такая девушка нашлась: Матля, продавщица из крупяной лавки, бледная сиротка, которая еще в девичестве носила покрывало на голове, словно родилась замужней. На следующий день после свадьбы Матля уже выглядела озабоченной матерью нескольких птенчиков — а через три года действительно родила трех бледных девочек. Эльокум Пап и его семья жили на улице Виленского Гаона [4] Рабби Элиогу бен Шлойме Залман Кремер (1720–1797), один из величайших мудрецов нового времени. в полуподвале, куда надо было спускаться по ступенькам. Половину этого полуподвала занимала мастерская. Столяр хотел быть сам себе хозяином, чтобы ему не указывали, когда уходить, а когда приходить. Он все еще имел обыкновение бросать работу посередине и уходить блуждать по молельням, разглядывая резьбу по дереву. Он пропадал на целые дни и затягивал выполнение заказов.