Геннадий Головин - Стрельба по бегущему оленю

— Ну уж это фига! — сказал Жорик. — Дураков нема.

Савостьянов глядел мутными, остановившимися глазами в небо. Едва его положили на землю, из-под спины опять поплыла кровь. Но он дышат.

— Двинулись, что ль? — сказал Андрей, заметив кровь. — Того и гляди, помрет.

До стоянки было полтора километра. Они прошли их за сорок минут, а когда дошли — рухнули и долго лежали, не в силах пошевелиться.

Так и застали их остальные, через десять минут подошедшие к лагерю.

Валя подбежала к Савостьянову, стала перед ним на колени, захотела вытереть кровь с его лица, но вдруг, дико завизжав, соскочила и сказала, указывая на лежащего зажатым в кулаке платком:

— Он мертв, товарищи! Он не дышит!

Савостьянов, действительно, был уже мертв.

— А мы-то, дураки, старались, — сказал с сожалением Жорик. — Правда, Андрей Тимофеевич?

Но Боголюбов не ответил. Только сейчас до него дошло, что это именно он убил Савостьянова.

Стали грузиться. Никто не хотел садиться в одну машину с мертвым. Решились самые отважные — Караулов и полковник ДОСААФ.

Павла положили на пол, подстелив все мягкое, что только можно было найти.

Павел был без сознания. Рядом с ним сели Таня и Боголюбов. Валя — рядом с Жориком.

Таня, нагнувшись, поддерживала голову Павла. Андрей безотрывно глядел в ветровое стекло, курил.

Когда прибыли, наконец, в Н. и в больнице стали выгружаться, собрался народ.

Зрелище было, и вправду, живописное: все перепачканы кровью, у всех дрожащие бледные лица, два окровавленных тела — в общем, было о чем поговорить жителям города Н. вечером воскресного дня.

Говорили много. Все разговоры, включая детали, сводились в основном к тому, что убийство произошло из-за страшной ревности, которую питал к Павлу Игумнову покойный доктор Савостьянов, а к покойному доктору Савостьянову — рассвирепевший рогоносец Боголюбов. Художественно описывалась нежная любовь, которая начиналась у покойного доктора к красавице — жене Павла Игумнова — Вале. Что же касается отношений Савостьянова к жене Боголюбова, то это был мимолетный романчик, имевший место давно, но о котором муж узнал только в трагический день охоты.

И заканчивались все разговоры восхищенным цоканьем: «Это же надо! Как в романе! Рассказывать будешь кому-нибудь, ведь не поверят, что так бывает!»

И донельзя все были довольны, что стали современниками столь романтической истории и, правду сказать, почти невероятной для безмятежного города Н.

В понедельник Андрея Боголюбова вызвали на допрос к лейтенанту Кручинину, сослуживцу, естественно, Павла — счастливчику, которому начальство поручило разобраться в этом сенсационном деле. (Жена Кручинина с утра ходила по знакомым домам и рассказывала, как начальники долго думали, кому бы поручить это щепетильное дело, и как мнение у всех оказалось единодушным: только Кручинину и никому другому!)

Он был неплохой парень, этот Кручинин, но, к сожалению, довольно дураковат.

— Имя? Фамилия? Место, год рождения?

Коля Кручинин прекрасно знал и имя и фамилию Андрея, они давным-давно были знакомы через Павла, изредка даже торговали друг у друга дефицитные книги. Однако Боголюбов, вполне успевший за эту ночь ощутить себя преступником, и не пытался даже удивляться этим вопросам.

Он просто и грустно рассказал, кто он, где и когда родился, как было дело, как Павел бежал, как Савостьянов стрелял в него, как, будучи не в силах догнать стрелявшего, он, Боголюбов Андрей Тимофеевич, выстрелил в Савостьянова, и что единственным желанием его в тот миг было желание не промахнуться.

— Чем лично руководствовались вы, стреляя в Савостьянова? Вы хотели ранить его, чтобы он далеко не убежал? — задал милостивый вопрос Кручинин. — Или же вы хотели…

— Я хотел, видимо, убить его, — сказал, подумав, Андрей. — Я думаю, что я хотел убить, именно убить его. Настолько он ненавистен был мне в ту минуту.

— Когда вы узнали, что между Савостьяновым и вашей женой существуют… как бы это выразиться… интимные отношения?

— Я до сих пор не могу верить в это, но слухи, подобные этому, что вы сказали, дошли до меня с полгода примерно назад.

— Что вы собирались предпринять?

— Если бы я собирался предпринимать что-либо, я бы предпринял именно тогда — с полгода назад. Я уже говорил Павлу, то есть Павлу Николаевичу Игумнову, что вот говорят об этом, а я все не решаюсь выяснить отношения, потому что не уверен в том, что сказанное — правда, и боюсь попасть в неловкое положение.