Александр Лекаренко - Лауданум Игитур

«Как жаль», — думал он, поглядывая на рязанские лица своих товарищей по оружию, — «Что мнение народа, будто все менты — хитрюги и ворюги, не верно. Эти-то хлопцы — хитрюги? Да они умрут за товарища Мирзоева, а те, что останутся в живых, будут счастливы, если во время дадут зарплату».

А товарищ Мирзоев, шакал, был легок на помине. В задачу спецназа входила охрана министерств и ведомств. Товарищ Мирзоев видел его пару раз в Кала-и-Муг. И товарищ Мирзоев увидел его в форме российского спецназа. Тогда он понадеялся, что старый шакал не узнал его. Зря надеялся.

Ему повезло. Стоя в оцеплении возле здания генпрокуратуры, он получил по башке шариком от шарикоподшипника. Госпиталь. Самолет. Москва. Медаль. Городовой в Синепупинске.

Ему страшно понравилось. Он же почти никогда не жил в обычном, мирном городе, среди славянского населения. Настолько понравилось, что он на какое-то время забыл о рубинах. Пока не встретил Йосю Краснопольского.

Сам Йосиф Краснопольский называл себя мастер-гравер. Он и был гравером, работал в граверной мастерской. Но еще он был ООР — особо опасный рецидивист. Смешно — у него ходок-то было всего две. Но — большому кораблю большое плавание. Первый срок Йося получил в шестнадцать лет за подделку талонов на керосин. Нет, это не были голодные послевоенные годы. Но в поселке Пейшанба-Сиоб, возле г. Самарканда, где жил Йося, талоны на керосин были. И Йося получил десять лет — по тем серьезным законам и по грехам ссыльных родителей. В 1948 году, выйдя на свободу очень квалифицированным фальшивомонетчиком, Йося шутил, — «Если бы не товарищ Берия и не зона «Три Колодца, то был бы Освенцим им Йоси Краснопольского», — Йося имел несчастье быть слегка антисемитствующим евреем. В 1957 году он сел во второй раз за убийство. Так решил сход — в зоне нужен был специалист. Жизнь в глаза не виданного Йосей человека суд оценил в семь лет — на три года меньше талона на керосин. Выйдя на свободу в 64-м, Йося сказал себе, — «Все». – И сдержал слово. Он делал все для всех: дипломы, медали, справки о наличии семерых детей — кроме денег. И больше никогда уже не садился на шконку. Он наработал достаточно авторитета, чтобы настоять на своем, а свое было — разноцветные камни и красивые металлы, желтый и белый. Разумеется, детство и сроки, проведенные на Востоке, где ювелирные украшения — это намного больше, не просто дорогие цацки, способствовали рождению страсти. И ее черненького близнеца. Семнадцать лет в зоне Йося гранил дважды украденные рубины, шлифовал лазурит, переводил грязное базарное серебро, которое чекисты изымали пудами в изделия высшей пробы, а из окровавленного, с мясом вырванного золота штамповал респектабельные червонцы с бородатым профилем Николая II. Семнадцать лет Йося трудился во плену египетском, шлифуя мастерство под руководством мастеров старой пробы, умеющих вырезать из двух дощечек из стены нужника форму для печатания денег и укрепляя дружбу с покровителем всех азиатских ювелиров — терьяком, дарующим бестрепетность руки и верность глаза.

Йося имел квалификацию, Йося знал ходы, Йося мог огранить рубины и обменять их на билет в рай, где пляшут гурии, и никто не бросается шариками от шарикоподшипников.

У одного были рубины и запас опиума, у другого — желание и возможности, оба были русскими с Востока и понимали друг друга с полуслова, как они могли не договориться?

Гонцы от товарища Мирзоева прибыли, когда Йося уже успел огранить около десятка камней. Мирзоев не мог предъявить никаких официальных обвинений, рубины были и снова должны были стать его неофициальной собственностью. Двое мрачные, моджахедского вида таджиков с прокурорскими удостоверениями в кармане, прибыли в связи с расследованием уголовного дела о хищениях на предприятии горной промышленности и с поручением доставить в генпрокуратуру Таджикистана свидетеля по делу — бывшего заместителя начальника охраны этого предприятия.

Они не посмели ни вытрясти камни, нагрянув к нему домой ночью, ни взять его в оборот прямо в здании райотдела, поэтому ему удалось уйти, воспользовавшись некоторой заминкой.

И он дремал теперь в кресле у холодного камина, предоставив времени и опиуму лечить раны и выжидая, когда гончие псы уберутся восвояси.

А тем временем, судьба подбирала и связывала несвязанные нити, созидая прихотливый ковер человеческой жизни — ристалища богов.

Утром он проснулся здоровым и решил отпраздновать этот факт пробежкой и рекордным заплывом, прихватив с собой несколько драгоценных галет и маленький термос с чаем — для праздника.