Александр Лекаренко - Лауданум Игитур

Зов желудка заставил его, принюхиваясь, опустить нос в котел. Там кипели морковь, свекла, лук, рыба и какие-то коренья. — «Фиш», — подумал он, — «Рахиль явилась сюда прямо от берегов Черного моря вместе с рыбой».

Он давно заметил, что как только в нем проявляется склонность к иррациональным аллюзиям, как тут же возникает жизнь с ее совершенно сумасшедшей реальностью.

Двое моджахедов возникли из ниоткуда, у одного в опущенной руке был пистолет, второй улыбался. — Здрастэ, здрастэ, — сказал тот, который улыбался, — Кущиэм?

Два шага было до дома. Два шага отделяли его от жизни и смерти, но с оружием в руках. Или от гарантированной смерти от ножа. Он хорошо знал, что ствол в руке у «прокурора» — на всякий случай. Убивать будут ножом. Пчок, таджикский нож — очень острая вещь. И употребляется для заклания баранов и воров.

Оба таджика смотрели ему в лицо. Восточный человек может быть кем угодно — волком, шакалом, лисой. Он может быть даже шакальим дерьмом. Но он никогда не поднимет глаз на голую женщину. Это — табу, это впитывается с молоком матери. Они оба лишь слегка усмехнулись, когда немая Рахиль метнулась к дому. Они все еще улыбались, когда она возникла на пороге со здоровенным «ТТ» в руках и открыла стрельбу.

Тот, который здоровался. Оказался тренированным бойцом. Он получил пулю в грудь, под левую ключицу, но упал, кувыркнулся и исчез в кустах. Тот, который с пистолетом, умер мгновенно, от двух ранений в сердце.

Возможно, не так уж сложно попасть в человека из пистолета с расстояния двух-четырех метров. Возможно, не так уж сложно попасть в человека с расстояния четырех-восьми метров. Но ему случалось стрелять и промазывать с такого расстояния. А шоколадная девчушка «Баунти» — попала.

Он с уважением взял из ее рук пистолет, ничего не спрашивая. Выщелкнул магазин — четыре патрона. Прихватил из дому еще два магазина. Заменил неполный и со всеми предосторожностями пошел добивать подранка.

Следов крови было, на удивление, мало. Хотя мощный заряд «ТТ» наверняка прошиб бойца насквозь с такого расстояния, раненый сохранил достаточно самообладания, чтобы на бегу не марать кровью листья. Поэтому, охотник не потратил много времени на челночное прочесывание кустов и направился к дороге.

Таджики не могли добраться сюда иначе, как на машине. Разумеется, они оставили ее достаточно далеко, чтобы звук двигателя не был услышан в доме. Но теперь бойцу было не до конспирации, он должен был добежать до машины и рвать отсюда на полном газу, пока кровотечение и шок не лишили его сознания.

Он наткнулся на УАЗ, не доходя нескольких метров до дороги — предусмотрительные таджики загнали его между деревьев.

Боец сидел, прислонившись спиной к борту. В его руках между скрещенных ног, был какой-то сосуд, голова упала на грудь. Рядом валялись куски индпакета, он успел наложить тампоны на сквозную рану в груди. Но умер он не от пули — его горло было перерезано от уха до уха, кровь продолжала стекать в медную чашу, которую он держал в руках.

Перед ним находились три предмета — трубка, игла и чаша. Несколько часов назад нечто побудило его взять чашу из рук мертвого врага и ритуальным жестом излить его кровь на его склоненную голову.

Он понимал, что на сцену вышла третья, неизвестная сила. Этот лес начал превращаться в театр боевых действий и резонно рассудив, что наткнуться в нем на одну братскую могилу в три раза сложнее, чем на три частных, он отвез павших бойцов и захоронил их вместе с черной принцессой и ее стражами, ему очень хотелось заглянуть в ящик, но он не стал играть в эти игры.

На машине были российские номера, а в техпаспорте значилась длинная таджикская фамилия, вероятно, бойцы позаимствовали автомобиль у какого-нибудь земляка. Не было оснований полагать, что они привлекли к своей акции посторонних. Не было оснований полагать, что третья сила, уничтожившая его врага, настроена к нему враждебно. Не было оснований полагать что-либо по поводу чаши — такие вещи выходят за пределы полагания. Он достаточно долго прожил на Востоке, чтобы стать фаталистом. Он утопил «УАЗ» в том же озере, что и «БМВ» и решил остаться в доме — уходить ему было некуда, а от судьбы все равно не уйдешь.

Он привычно заглянул в свой рубин — там вечно шел в гору человек с мешком на плечах. Или, может быть, то был камень?

Девочка сидела рядом с ним, глядя на алые угли в камине и бегущие по ним черные, бархатные тени. От нее больше не пахло речной водой, от нее пахло ночью, сексом и тайной. Наверное, она постирала свое платье, иначе, отчего оно перестало быть просто темным и сиротским, а стало роскошно-черным в бегущих бликах алого огня?