Зденек Плугарж - Если покинешь меня

— Что случилось? — ужаснулся Гонзик.

Вацлав, помедлив, ответил:

— Кто-то ее выдал, и она потеряла работу, — он помрачнел, набрал немного кофейного осадка и стал жевать, беспокойно оглядываясь, не возвращается ли Катка.

Гонзику хотелось бы утаить от Вацлава свое замешательство.

«Выше голову, Гонзик!»

Куда смотрит бог из своих заоблачных сфер высшей справедливости, если он не видит это заброшенное, всеми забытое место, обнесенное обветшалым забором, где за всем: за улыбкой, громкой шуткой, пронзительным звуком джазовой музыки — скрывается чья-нибудь трагедия!

— Вчера ко мне обратился какой-то чужой мужчина, — начал Гонзик, помешивая ложечкой остатки кофе, — и без обиняков сказал: «Иностранный легион — деньги, униформа, положение — и увидишь полмира».

Глаза Вацлава сузились, пальцы начали нервно барабанить по скатерти.

— С ума сошел? — Вацлав метнул пронизывающий взгляд в удивленное лицо Гонзика и побледнел. Вопреки своим привычкам Вацлав крепко, с силой схватил приятеля за руку повыше локтя. — Гонза, пусть тебе даже во сне… Ты вообще, балда этакая, имеешь понятие, куда ты мог попасть? Продаться за гроши, чтобы убивать людей? Худшего пути из Валки нет! Почему ты не сообщил о нем властям? Разве ты не знаешь, что такая вербовка в лагерях запрещена?

Гонзик с трудом понимал, почему так взволновался Вацлав. Когда-то Гонзик читал роман об Иностранном легионе: красочные иллюстрации играли блеском униформ Легионеры покрывали себя славой и проявляли геройство в боях с дикарями… И вдруг Вацлав реагирует так бурно…

И Гонза ответил:

— Само собой, мне даже и в голову не пришло…

Гонзик поднялся и начал пробираться по залу, наступая на обрывки бумажных гирлянд, едва внимая ритму музыки, которая была под стать танцам дервишей.

У распивочной стойки Гонзик увидел знакомое пестрое платье. Глаза Ирены красноречиво говорили о том, что она уже выпила сверх своей меры. Гонзик, не рассуждая, с жестом азартного игрока уселся рядом с ней. Что ему еще можно потерять в конце испорченного вечера? Он попытался быть циничным, стреляным воробьем, но, еще не договорив, почувствовал, что краснеет.

— Пять месяцев у меня никого не было. Ты мне нужна, пойми.

Ирена от удивления подняла тонкие брови.

— Гон-зик! — протянула она нетвердым голосом, сбила пепел сигареты на пол, красивым жестом допила свою рюмку, затем поставила локоть на стойку и положила подбородок на ладони. — Я всегда думала, что ты совершенная шляпа, рохля, каких свет не видел, — сказала она весело, — а ты, оказывается, не лишен чувства юмора!

Парень побледнел. Все накопившиеся за сегодняшний день разочарования и гнев вскипели в нем.

— С черным за банку консервов можешь спать, а земляк для тебя меньше, чем… чем… — слово застряло у него в горле.

Краткая вспышка гнева передернула ее лицо. Юноша уже ожидал хлесткой пощечины — второй за сегодняшний день. У него даже пронеслось в голове: «Как мне тогда поступить?» Однако по лицу Ирены вдруг расплылась снисходительная, почти примирительная улыбка.

— Ты, может быть, в общем был бы не так уж плох, если бы снял очки, — и она игриво дунула ему в лицо дымком от сигареты. — Но рассуди сам: что я с тебя могу взять? Так уж сейчас, Гонзичек, повелось на свете: прежде всего полный желудок, а потом патриотизм…

В противоположном конце зала Пепек присел к свободному столику. Но тут же около него остановилась разгоряченная пара.

— Здесь наши места, — заявили они по-словацки.

Пепек поднял на них холодные рыбьи глаза.

— Места уже полчаса никем не заняты. Садитесь рядом.

Девушка взяла своего партнера за рукав.

— Что он себе позволяет, этот…

— Наглец, как все чехи.

Пепек вскочил, как пружина.

— Еще слово, и ты будешь собирать зубы в оркестре, проволочник проклятый!

— Ну, ну, полегче на поворотах! Это тебе не республика, чтобы зазнаваться!

Хлесткая пощечина, стук упавшего стула.

— Чехов вон, бей их!

— Полиция!

Оглушительный крик, звон разбиваемой посуды, грохот перевернутого столика на миг заглушили все.

— Играйте! — приказал музыкантам побледневший редактор, его руки нервно дернули, надорвав листы с пародиями на стихи Маяковского.

— Бездельники, бандиты, негодяи, мерзавцы! Прикажу всех арестовать, будете все сидеть одной кучей! — Грозный голос папаши Кодла потонул в шуме новой схватки и визгливом фортиссимо джаза. Только правая рука Кодла мелькала над головами дерущихся и щедро раздавала тумаки.