Тони Моррисон - Боже, храни мое дитя

А знаешь, Брайд, я ведь тоже убежала, только мне тогда было всего четырнадцать и обо мне некому было позаботиться. Так что я сама о себе позаботилась и, можно сказать, сама себя изобрела, сделала стойкой. Мне казалось, что и с тобой примерно то же самое было. Но в том, что касается бойфрендов, ты вела себя иначе. Особенно с этим, последним, – вот уж настоящий проходимец! Я сразу догадалась, что с ним ты вскоре снова превратишься в ту перепуганную маленькую девочку, какой была в детстве. Именно так и случилось. И одного-единственного столкновения с насильником, точнее, с сумасшедшей теткой, оказалось достаточно, чтобы ты сдалась и от всего отступилась, даже от работы, самой лучшей в мире, что, по-моему, было совсем уж глупо.

Я начинала с того, что подметала пол в парикмахерской, потом была официанткой, после, наконец, получила работу в аптеке. Все это задолго до «Сильвия Инкорпорейтед». Я сражалась с жизнью, как дьявол, и хваталась за любую возможность, не позволяя никому и ничему встать поперек дороги.

А ты? «Ах, я была вынуждена бежать…» Куда? В какое такое место? Неужели туда, где даже приличной писчей бумаги или хотя бы почтовой открытки не нашлось?

Брайд, пожалуйста, вернись!

Столичной девушке быстро надоедает картонная скука маленьких провинциальных городков. Какова бы ни была погода – сверкает ли солнце, льет ли дождь, или дует пронизывающий ветер, – эти обшарпанные жилища-коробки, скрывающие бесхитростных и беспомощных обитателей, могут осточертеть кому угодно, даже самому внимательному и заинтересованному приезжему. Другое дело, когда возле сельской дороги, по которой почти никто не ездит, селятся бывшие хиппи и живут там в полном соответствии со своими антикапиталистическими идеалами. Все-таки прошлая жизнь у Ивлин и Стива была яркой и весьма впечатляющей, полной риска и смысла. Но если это не бывшие хиппи, а самые обыкновенные люди, которые родились и живут в этих местах, ни разу в жизни не уехав отсюда? Брайд отнюдь не испытывала чувства превосходства, созерцая ряды унылых деревенских домишек и жилые автофургоны, видневшиеся по обе стороны от дороги; она скорее просто недоумевала и никак не могла понять, что могло заставить Букера выбрать для жизни именно это место? И кто, черт побери, эта К. Олив?

Она проехала в общей сложности сто семьдесят миль – и по шоссе, и по грязным проселочным дорогам, которые зачастую больше походили на тропы, исхоженные мокасинами местных жителей и волчьими лапами. По таким «дорогам» грузовики еще способны были как-то проехать, но ее бедному, с трудом починенному «Ягуару» с кое-как приделанной дверцей от другого автомобиля приходилось трудно. Брайд вела машину очень осторожно, напряженно вглядываясь вперед, чтобы вовремя заметить любое непредвиденное препятствие, живое или мертвое. К тому времени, как она увидела указатель, прибитый гвоздями к стволу сосны, усталость ее была настолько всеобъемлюща, что даже несколько приглушила растущую тревогу. К тому же, хотя на теле у нее в последнее время вроде бы больше ничего не исчезло, она была весьма озадачена и обеспокоена тем фактом, что у нее уже два, а то и все три месяца отсутствуют менструации. Лишившись роскошного бюста, растительности на лобке и под мышками, а также дырочек в ушах и нормального, некогда весьма стабильного, веса, Брайд тщетно пыталась прогнать одну страшно назойливую мысль, которая все время крутилась у нее в голове: она была почти уверена, что это начало ее невероятного обратного превращения в маленькую, насмерть перепуганную чернокожую девочку.

Деревня Виски, как оказалось, действительно представляла собой одну-единственную улицу, точнее, грунтовую дорогу с гравиевым покрытием, вдоль которой выстроилось с полдюжины домов, а чуть дальше по дороге, на поле, разместилось еще какое-то количество трейлеров. Параллельно дороге полосой тянулся весьма печального вида лесок, где среди деревьев бежал довольно глубокий, но узкий ручей. Номеров здешние дома, естественно, не имели, а вот на некоторых трейлерах висели потрепанные почтовые ящики, украшенные табличкой с именем владельца. Сопровождаемая взглядами местных жителей, с явным подозрением смотревших вслед незнакомому автомобилю, за рулем которого сидела неузнаваемая женщина, Брайд медленно плыла по грейдеру, пока не увидела на почтовом ящике, висевшем на дверях бледно-желтого дома на колесах, два слова, написанные крупными печатными буквами: КУИН ОЛИВ. Она остановила машину, вылезла и направилась к домику, но неожиданно уловила запах бензина и дыма, тянувшийся, похоже, откуда-то с заднего двора. Брайд осторожно подкралась ближе и, заглянув за угол, увидела полную приземистую женщину с ярко-рыжими волосами, которая заботливо орошала бензином металлические пружины кроватного матраса в тех местах, где, как ей казалось, пламя следовало «подкормить».