Тони Моррисон - Боже, храни мое дитя

Время от времени Брайд, правда, впадала в уныние, что было весьма странно для потрясающе успешной деловой женщины, вроде бы полностью владеющей собой, и начинала признаваться Букеру в каких-то своих недостатках или говорила о тех болезненных воспоминаниях, что были связаны с ее детством. И он, прекрасно понимая, как долго гноятся в душе раны, нанесенные в далеком детстве, но никогда не заживающие, старался ее утешить, скрывая бешеную ярость, которая охватывала его при одной лишь мысли о том, что кто-то мог сделать ей больно.

С матерью у Брайд были весьма сложные отношения, а с отцом, который когда-то самым гнусным образом их бросил, и вовсе никаких отношений не было, так что она, как и сам Букер, чувствовала себя свободной от семейных уз. В этом мире их было только двое, и в их жизнь все реже и реже вмешивался кто-то из коллег Брайд, если, конечно, не считать эту ее несносную псевдоподругу Бруклин. Иногда днем по уик-эндам Букер играл вместе с Фрименом и Майклом, но все чаще он и Брайд с утра пораньше отравлялись загорать на пляж и великолепно проводили там время, а прохладными вечерами гуляли в парке, держась за руки и предвкушая ту сексуальную хореографию, которой займутся, едва переступив порог квартиры. Оставаясь трезвыми, как священники, и творчески активными, как сам дьявол, они словно заново изобретали секс. Во всяком случае, так казалось им самим.

Когда Брайд уходила на работу, Букер, наслаждаясь одиночеством, играл на трубе или писал письма своей любимой тете Куин; кроме того, поскольку в квартире Брайд никаких книг не было – только журналы, посвященные новинкам моды и светским сплетням, – он часто посещал библиотеку. Там Букер читал и перечитывал книги, которые, учась в университете, изучить не успел или просто недопонял. «Имя Розы» Умберто Эко, например, а также сборник «Вспоминая рабство» [44]. Исповеди бывших рабов настолько тронули Букера, что он даже сочинил в честь этих людей несколько сентиментальных музыкальных пьес, довольно посредственных, с его точки зрения. Кроме того, Букер перечитал всего Марка Твена, наслаждаясь жестокостью его юмора; с удовольствием «проглотил» Вальтера Беньямина [45]и был потрясен красотой его переводов; еще раз прочел автобиографию Фредерика Дугласа [46], и его впервые по-настоящему восхитило то красноречие, с которым Дуглас скрывает и одновременно обнажает свою ненависть к рабству. Он вновь перечел «Моби Дика» Германа Мелвилла, и гибель маленького юнги, негритенка Пипа, в очередной раз тронула его сердце, ибо он вспомнил об Адаме, всеми покинутом и проглоченном волнами повседневного зла.

И вот шесть месяцев слепящего счастья, упоительного секса, музыки фри-стайл, увлекательных книг и общества мягкой, уступчивой и нетребовательной Брайд пошли прахом; волшебный сказочный замок их любви развалился и рухнул в грязь, ибо, как оказалось, был построен на песке тщеславия. И Букер сбежал.

От нее ничего. Только звонок начальству с просьбой продлить отпуск без сохранения содержания якобы для дальнейшей реабилитации. Эмоциональной! Да ради бога. Почему ни слова о том, куда она исчезла? И вот только сегодня я получила от нее записку, нацарапанную на вырванном из блокнота листке желтой линованной бумаги. Господи! Да мне и читать это письмо было не нужно – я и так сразу все поняла. Там говорилось: «Извини, что я вот так взяла и убежала. Я была вынуждена это сделать. В моей жизни осталась только ты – все остальное буквально разваливалось на куски…» Ну, и так далее. Сплошное бла-бла-бла…

Красивая тупая сука. Так ведь и не сообщила, ни где она, ни как долго там пробудет! Одно я знаю наверняка: она идет по следу того парня. Мне ведь ничего не стоит прочесть ее мысли – для меня это как бегущая строка у нижнего края телевизионного экрана. Этот дар у меня еще в детстве проявился, когда хозяйка квартиры сперва сперла деньги, лежавшие у нас на обеденном столе, а потом заявила, что мы опаздываем с оплатой. А когда мой дядя еще только собрался меня пощупать, где не надо, я сразу обо всем догадалась; и с тех пор – еще до того, как он успевал снова распустить руки, – всегда убегала и пряталась или просто громко кричала, притворяясь, что у меня живот схватило, и заставляя мать очнуться, наконец, от пьяного забытья и вмешаться. Уж поверьте, я всегда чувствую, чего хотят люди и как доставить им удовольствие. Или неудовольствие. Лишь однажды я ошиблась – неверно прочла мысли парня, любовника Брайд.