Атанас Мандаджиев - Старт

— Алло!

— Да.

— Простите, можно Коки?

— Я у телефона.

— А, Коки, здравствуй! Это Светла…

— Понял. Целую ночь дожидался, пока рассветет и ты мне позвонишь…

— Но это звучит так странно. Чем я заслужила…

— Ничем. Просто ты — это ты, и все!

— Спасибо. Могу сказать то же самое!

— Что?

— Я тоже едва дождалась утра, чтобы позвонить тебе…

— Ну, если это правда… Слушай, я хочу открыть тебе одну тайну…

— Какую.

— Ты мне страшно нравишься. Когда я о тебе думаю, мне становится так хорошо… А ты?.. Ты можешь сказать то же самое?

— Ну, если это правда… — И она так улыбается, что в глазах у нее танцуют по крайней мере три тысячи чертенят… А после я ей признаюсь, что если хоть когда-нибудь она замечала одинокую фигуру, которая болтается без дела у автостоянки в ста метрах от их дома, то это всегда был я. Я надеялся как-то остановить ее, заговорить с ней, когда она появится, но пороху не хватало! Ругал себя, обзывал трусом нижайшего пошиба, твердо решал, что все случится в следующий раз, а потом откладывалось до другого следующего раза, и таким манером — целые месяцы… А однажды вечером, на обратном пути с тренировки, я решил дождаться, пока у них в квартире окна не погаснут, чтобы про себя пожелать ей спокойной ночи. Ждал допоздна, а дело было зимой, мело страшно, а я еще и после душа… Короче, схватил ангину, неделю прожил на антибиотиках — тридцать девять и девять по Цельсию… Расскажу ей об этом. Обо всем расскажу. Пусть не думает, будто я ее разыгрываю. И еще расскажу, как я в последние ночи совсем не могу спать: верчусь как в лихорадке — однажды на полу проснулся… И надо что-то придумать, чтобы не было этого ночного говорения, а то проговорюсь нечаянно нашим — будут потом дразнить… Эх, телефон — облегчение жизни!.. Много чего я собираюсь ей сказать, и еще останется… За один раз всего не выговоришь… И главное: договорюсь о встрече, а то в школе неудобно — все уставятся… Ясно, она из-за этого звонит, а математика ни при чем…

Дзинь!

Кидаюсь, как по удару гонга, — сердце напряжено, ног под собой не чувствую. Отпиваю молока, обжигаюсь, мчусь к телефону.

Дзинь-дзинь!

Хватаю трубку:

— А-ал-ло! — Кажется, я уже заикаюсь.

— Коки, готов?

Ангел. Каждое утро у нас с ним мини-кросс. Лучший мой друг, и весовая категория у нас одна.

— Слушай, Ангел, что-то я сегодня не того. Давай без меня.

— Заболел, что ли?

— Да нет… просто…

— О’кей! И мы бывали молодыми…

— Брось!..

— Ладно, ладно. Чао.

Швыряю трубку. Представляю себе самое худшее: оба мы влюблены в Светлу, только он не признается. Чувствует, что я ей нравлюсь и держится по-джентльменски. На его месте и я бы так держался, впрочем… Стараюсь не говорить о ней ни с кем, а как нарочно, все только ее имя на языке… С Магдой вот совсем другое — чем больше она за нами таскается, тем меньше мы на нее обращаем внимания. Она — гимнастка, тоже из «Спартака». Бобби, последний ее приятель, осенью в армию ушел, так она теперь за нами бегает, то есть в общем-то за мной. По целым вечерам торчит на наших тренировках, а кончается все тем, что мы с Ангелом вылезаем из маленького окошка в душевой, потому что эта дурочка воображает, будто мы обязаны провожать ее до дома…

Дзинь!

— Алло!

— Коки, лапочка, ты позавтракал?

— Да, мамуля. Все съел: и масло, и конфитюр, и молоко. И умылся к тому же…

Грохаю трубку. И сто лет мне стукнет, а она все — «лапочка» да «лапочка», «лапочка, ты позавтракал?», «лапочка, ты пообедал?», «умылся?», «переоделся?», «лапочка» — это, «лапочка» — то, «лапочка» — не знаю что…

Дзинь-дзинь!

Ну, теперь-то уж точно — Светла! Все остальные отзвонили. Коки, возьми себя в руки! Ринг свободен для первого раунда! Проглоти слюну, чтобы не выдать себя внезапно осипшим голосом. Оближи пересохшие губы. Так. Дзи-и-инь! Вперед!

— Алло! — Или какое-то еще восклицание — сам себя не успел расслышать.

— Простите, можно Константина? — Может, она решила, что это мой дед взял трубку, или просто она по инерции телефонный этикет соблюдает.

— Я у телефона, — продолжаю по инерции и я, слова вылетают какие-то визгливые и бесконтрольные, будто кто-то другой говорит вместо меня. А я замер посредине прихожей, полуголый, в одних трусах, трубка в лапе, позвоночник напрягся, трубка уже скользит… Перекладываю ее в левую руку — правая вся в поту, вытираю о трусы.

— Доброе утро…

— Доброе утро… К-кто говорит? — Ну все, полный идиот! И как это у меня вылетело такое?