Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Передышку в мучительном жизненном беге дарит тело. Тревога и угрозы отступают за край сознанья. Он просил «позволь, разреши», она отвечала «да» и повторяла себе, что все это хорошо, правильно и этого надо хотеть, но в оцепенении закрыла глаза, когда он медленно взглянул на свои пальцы в крови и вдруг жадно поднес их ко рту.

Подробности протекли для них в разном темпе, но потом время совпало. Пора было ждать нанимателей квартиры. Переодевшись для выхода, они наконец-то заиграли в четыре руки, и она подумала, что за пианино близость чувствуется гораздо сильнее, чем в постели. Но не сказала, конечно, а спросила, что пели в вагоне.

– Да то же, что и у нас. Но одну песню раньше не слышал, а ее много раз повторяли. Наверное, новая. – Он тронул клавиши, подбирая мотив. Подобрал и стал напевать, педалью изображая вздохи гармоники. Граждане-земляки и вообразить бы не могли своего капитана за таким занятием.

– Где же он был? Откуда вернулся? – заинтересовалась она, подхватывая мелодию.

Любительница сказок еще выдвигала предположения, а певец уже понял, что петь не стоило. Герой баллады побывал не в зачарованной чаще и не на том свете, а попросту у себя дома. Поглядел на жену, на детей, и простился с весною своей… Не хочу, не пущу, не отдам…

– Что с тобой? – осторожно спросила она.

– Мотив крутится, и рифмы прыгают. – Он обнял ее и речитативом проговорил, наигрывая одной рукой: – Ни волкам, ни гробам, ни врагам сероглазую весну не отдам.

Серые глаза просияли. Она тоже обняла его и спела: – В занавесках синеет рассвет, я ждала тебя тысячи лет.

– Вот как, тысячи? Срифмуй-ка мне половину третьего.

– … ... Только не на эту мелодию, ладно? Она о расставанье. Давай на «Майскую». Знаешь ее? Я с тобой, навек твоя?..

Сквозь быстрые аккорды зазвенел колокольчик. Пришлилюди по объявлению, наниматели квартиры, тихие супруги с подростком-сыном.

Марта представила капитана: мой коллега и советчик. Разбегаясь вниманием на обстановку квартиры и жуткие шрамы «коллеги и советчика», наниматели этого не услышали. Они спросили: почему мы заключаем договор не с вами, а с вашей дочерью? Его это не ранило, он только улыбнулся: потому что она хозяйка.Поторговались и договорились. Решено было завтра же записаться к нотариусу и как можно скорее оформить контракт. Но до завтра были тысячи лет, а послезавтра никогда не наступит.

Чтобы понять свое состояние как счастье, человеку нужна – пусть тайная, неясная, в колодце души – уверенность, что впереди бесконечность, что это только начало. Счастья не бывает «в последний раз». Капитан никак не мог вспомнить, зачем ему так уж обязательно уезжать послезавтра. Для этого были серьезные, неотменимые основания, но какие? Память словно огл

В зеркальной воде канала отразились золотые крылья грифонов, охраняющих мостик. Сверкнул виртуозностью юный скрипач. Это был новый идол публики – Изумрудный Ангел, знаменитый, впрочем, не столько дьявольскими трелями, сколько искрящимися глазами и вдохновенными кудрями. Прославленных глаз они не увидели, потому что им достались стоячие места на балконе позади сцены. Восторг зала кипел взмахами белых платочков и летящими цветами.

Сравнивая Ангела и Льва, она с наивным провинциальным патриотизмом решила, что Лев лучше.

– Ты говорила, что львица мяукает и чирикает.

– Да, да! И рассмешит, и плакать заставит.

Огонек свечи сквозь зеленое волнистое стекло создавал впечатление подводного царства. Ужинали в ресторане на крыше гостиницы. Столики на двоих прятались в беседках, заплетенных плющом. К низкой стеклянной вазочке с белыми петуниями была прислонена карточка: Изумрудный Ангел в белоснежном фраке прижимал скрипку к сердцу и устремлял изумрудный взор в безоблачную морскую даль. На втором плане белела новая гостиница модного курорта.

Обстановка царапнула его напором нарядной банальности. Он сказал об этом. Она откликнулась так, словно была гораздо старше себя самой: «Все это пошлость, пока все это есть. А когда не станет, то из пошлости превратится во что-то совсем другое…»

Зелено-голубая, полная, пронзительная луна встала над морем, проводила их домой и внимательно смотрела в спальню, споря со светом лампы. Откуда-то долетел нежный, дрогнувший звон: пробили часы.