Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

– Помолчали. Моя рука закрывала ей глаза.

– А того, другого человека ты назовешь?

Губы чуть приоткрылись – наивно-удивленно спросить «кого?», но замерли. Она попыталась освободиться, но я не позволил. Пауза.

– Зачем, милый?

– Чтобы я тоже знал. Кого ты любила раньше… до меня? Кто он? Где он?

Она не отвечала, только по губам и щеке пробежало нервное движение. И вдруг каким-то наитием, как будто расслышав, я понял, кто это.

– Сам скажу. Но если правда, ты подтвердишь. Это Стефан Борк. Это капитан.

Молчание.

– Да.

Еще молчание. Я чуть-чуть поцеловал ее напряженно, тревожно сжатые губы, убрал руку с глаз – не плачет ли?

– Гораздо лучше, чтобы я знал. – Но фраза «у нас не должно быть друг от друга секретов» как-то не выговорилась. – Ты бы и сама мне рассказала. Когда больше стала бы доверять. – Тихо погладил ее по щеке. – Никто не знал?

Откинулась на подушку, закрыла глаза.

– Дома знали. Не осуждали. Жалели. Но стояли на том, что нельзя. Что нужно разойтись. Старый Медведь говорил с ним.

– Там, в конвое, вы были рядом, и он… у вас было объяснение. Он просил тебя уехать с ним?.. Нет, подожди… не уехать. Остаться. Вместе и открыто. Потому что… кончилось то, что вас разделяло. Дети выросли, а это нападение скорее всего последнее. Так и было?

– Дети не выросли… Его сыну семнадцать, а дочери… Но почти так.

– Но ведь именно этого ты хотела столько лет. А сколько?

Пауза.

– Нет, не этого. Надо было бы сказать, что хотела встретить тебя, но ведь ты меня не любишь.

– Так, и что ты предлагаешь?

Мой наточенный язык, привыкший мгновенно обрывать любые упреки и неприятные констатации, полоснул сам собой. Что может «предложить» женщина, которой в самой обидной форме подтвердили, что она не любима?

Марта замерла, а я бросился в погоню за вылетевшим словом.

– Забудь, это не я сказал. Это старые привычки. Проклятый язык. Видишь, я не очень-то бережно отношусь к людям… Но ты тоже наговорила лишнего. Почему ты думаешь, что я тебя не люблю? Это он тебя убеждает?

– Не задевай его, милый, зачем? Да и не угадал на этот раз. Никому это и в голову не приходит. Только я знаю.

– Почему ты так думаешь? Скажи правду.

Она тихо повела головой.

– Это опять язык? Я обычно говорю правду или уж молчу.

– Да, извини. Но ты не ответила.

– Сейчас отвечу. Подожди минутку. Соберусь с силами… Потому что любовь – это мучение.

Она приподнялась, глядя мне в глаза. Я поскорей уткнул ее лицом себе в грудь. Хотела взглянуть, я не позволял. Затихла, словно растворяясь в теплой воде.

– Всякая любовь – мучение? – переспросил я.

– Всякая, – шевельнулись губы под моими гладящими пальцами.

– Не любить лучше?

– Не знаю, не пробовала… – по голосу слышно, что улыбнулась.

– А он из-за тебя мучился?

– Он и сейчас… не надо о нем, милый.

– А ты тоже из-за него… и сейчас?

Промолчала. Мне стало до странности, не к разговору хорошо. Почему – непонятно. Она почувствовала, прижалась щекой к щеке, но вдруг выскользнула из объятий и вскочила так стремительно, что успела закутаться в халат, прежде чем я повернулся.

– Пора, милый. Вот-вот Санди приедет. Хочешь в душ? Правда, вода холодная совсем. А я пока завтрак приготовлю. Сегодня к тебе много народу придет, вот увидишь. И знаешь что? Сходи к Андресу в больницу. Нехорошо, что ты его не навещаешь.

– Нехорошо, но вряд ли он меня ждет. Да и ранения у него оказались вовсе не тяжелые…

– Что ты, что ты, что ты, нельзя так говорить!

– Да, радость, не буду. Это я не подумал. Зайду сегодня же.

Она остановилась у двери, но я медленно связал ее тонкой ниткой взгляда и потянул назад, к себе.

Они не рассказывают об этом никому.

Первую встречу запомнил он, капитан. Такую красавицу нельзя не заметить, и он заметил. И сказал об этом. Не ей, конечно, – Старому Медведю. И не о ней – обо всех его дочерях.Потом в истории неопределенный перерыв. А потом она заметила за собой, что смотрит на него и расспрашивает о нем. Пора было вспомнить принципы. Делай что хочешь. Чего не хочешь, не делай. Понимай свои желания… Вестовой колокол на каланче не предупреждает о возможной опасности – он звонит, когда несчастье уже подступило. Так и принципы били в набат, когда все уже произошло. Самое добросовестное испытание желаний подтверждало, что случилась несчастье. По неопытности она решила лечиться ядовитыми средствами, которые только обостряют болезнь: не видеть, избегать, забыть. Не видя его, избегая встреч, она заметила, что внутренне все время говорит с ним.