Вышло вот что.
Месяц назад в кабинет заведующего зашел солидный южного типа мужчина со свидетельством о смерти брата. Он просил захоронить брата в родственную могилу и выложил перед Петровичем заявление, заполненное по всей форме. Удостоверения на могилу у него не было. Стали искать по регистрационной книге: тоже пусто. Однако южанин уговорил Петровича «своими глазами смотреть могилу». Петрович согласился.
Южанин привел его к «декабристам» и ткнул пальцем в стертый холмик: «Суда хочу!» Петрович удивленно посмотрел на мужчину: в своем ли уме?
Южанин оказался вполне.
Они вернулись в контору и заперлись в кабинете. Петрович согласился «в порядке исключения» и велел Воробью быть в семь без опоздания.
Воробей перед прокуратурой раскрыл бесхоз, могила получилась лучше новой. Захоронили, как положено по-южному: до глубокой темноты над кладбищем носились стоны, играли гортанные незнакомые инструменты, бил длинный, непохожий на обыкновенный барабан…
Все бы ничего, да бесхоз этот три года назад — в юбилей декабристов — Управление культуры наметило к сносу. А на месте бесхоза — ступеньки к «декабристам» проложить как часть мемориала. Да беда-то в том, что Петрович тогда здесь еще не работал. Другой работал, которого посадили. И знать ничего Петрович не знал насчет ступенек.
И теперь закрутилась вся эта катавасия.
Петрович бросился уламывать верха. Уломал: дело кончилось увольнением «без права работы в системе похоронного обслуживания». Без суда.
Заслушивать сообщение замуправляющего трестом он и созывал свой бывший штат.
— Тебя что — не касается? — Петрович рванул дверь сарая. — В контору живо!..
— Чего орешь?.. — Воробей сидел в глубине сарая, не зажигая света. — Разорался…
— Иди, Леш… Носенко приехал.
— Ладно, приду.
Воробей ждал Мишку. Понимал, что тот больше не придет, а все-таки ждал.
Он прикрыл дверь сарая: успеется. Закурил. Посидел минут двадцать.
За дверью послышались шаги.
«Пришел». Воробей дернулся открыть дверь, но заставил себя сесть.
Дверь распахнулась. На пороге стоял запыхавшийся Кутя.
— Ты чего не идешь? Петрович за тобой послал.
— Пошел он!.. Скажи: голова болит…
— Ну, смотри, Леш. Болит — не ходи, не война… А чего тебя утром не было?
— На электричку опоздал.
— Тут студент твой был…
Воробей подался вперед.
— Ключ занес от сарая. Ты чего, Леш? А, Леш? Башка?.. Ну сиди, сиди! Я побег…
— Погодь, Кутя. — Воробей тяжело поднялся с табуретки. — Вместе пойдем.
…Штат расселся, кто где: на подоконниках, на стульях. Финн затиснулся в уголке на пол.
— Контору на ключ! Никого не пускать! — Носенко, замуправляющего, перебирал взглядом притихшую бригаду. — С ним ясно, — он мотнул головой в сторону Петровича, — а вот с вами? Кто бесхоз долбал?!
— Какой бесхоз? — невинно всунулся Охапыч в надежде обернуть разговор в болтовню.
— Молчать! Думаете, я с выговором, а вы спокойно жрать будете? На кошлах моих… — Носенко постучал себя по плечам, — проедете! Хрен в сумку! Кто бесхоз расковырял?! Ну?! Заявления сюда! — не оборачиваясь, рявкнул он поникшему сзади Петровичу. — Не понял? Те, по собственному. Ну?
Петрович нырнул в кабинет.
— Минуту даю. Не скажете, половину увольняю!
Он засек время. В стекло билась муха, других звуков не было.
— Так, минута… — Носенко надел очки и протянул руку назад, не оборачиваясь, к Петровичу: — Первое давай сверху.
Тот протянул листик с неровным обрывом.
— Охапов, — прочел Носенко и поставил на заявлении сегодняшнее число. — Та-а-ак, уволен.
— Чего я! — взвился Охапыч, — бесхоз не мой…
— Молчать! Следующего! Новиков…
— Меня-то за что? — задергался на полу Финн. — За Гарика таскали. Теперь за бесхоз чужой отдуваться, я жаловаться буду…
— Кому, финнам? — Охапыч глядел на него с брезгливой тоской. — Тихо будь. Сопли жуй!
— Раевский.
— Ну, суки, узнаю, кто бесхоз сломал!.. — Раевский отомкнул замок и вышел, хлопнув дверью.
Носенко взял следующее заявление. Воробей следил за его губами.
— Ве-ли-канов. — Носенко разбирал Кутину фамилию.
Кутя беспомощно тыркнулся в углу на табуретке, открыл рот, но ничего не сказал. Воробей шагнул вперед.
— Это… Он ветеран…
— Тебя забыли спросить! — рявкнул Носенко. — Это еще что за чмо?
— Тут у нас один… — промямлил Петрович. — Куда лезешь? — обернулся он к Воробью. — Заступник! Сидишь — сиди, пока не спрашивают. Знаю я вас, герои…
Читать дальше
автора "Томочка". Кстати, помечен он был как "личное". Меня и тогда и сейчас это биографическое воспоминание о матери зацепило
и довольно ощутимо. Как отдельная глава (по- моему пятая) вставлена в книгу "Чёрно - белое кино".
А звать её Томочкой и только так она заставляла своё непростое окружение поскольку ненавидела своё имя Тамара. Прочтите - не пожалеете.
Вот там и упоминался процесс написания этой повести под названием "Кладбище".
Первый его литературный опус, который произвёл эффект разорвавшейся бомбы и навесил ему звание "очернителя и гробокопателя".
Ну, если вспомнить год публикации (1987), то и ничего удивительного в том нет. Ибо ИДЕОЛОГИЯ. Правда (особенно горькая правда "основанная на действительных событиях" , как сейчас модно помечать всякую хрень - строго в рамках этой самой идеологии.
Что касается самой повести (по ней снят и фильм), то прочел я в комментариях к нему замечательную фразу- "это не кладбище, это срез общества
обычных людей со своими пороками, грязью, раболепством и мерзостью...". Можно разве добавить, что описанное в повести отнюдь не потеряло
своей актуальности. Более того в нынешнем светлом капиталистическом настоящем обрело куда как масштабные и "совершенные" формы.