Сергей Каледин - Смиренное кладбище

Воробей закурил. Мишка через локоть сматывал веревки в скрутку.

— Не мелко, сынок? — спросила старуха.

— Как положено, мамаша, по норме.

— Ну-ну, хорошо, милый, закапывайте.

Закапывать — своя наука. Первое: нельзя, чтоб штык на штык шел, — руку секануть можно. Да и ноги товарища в земле не заметишь — в кость засадишь. Второе: все в свое место кидают. Один подбой швыром заваливает, другой — как веслом на плоскодонке — греб под себя делает, третий — свою землю с чужих холмов и с дорожки к могиле скучивает.

— Живые цветы давайте. Корзины давайте… Венки потом. Тюльпаны сюда давайте! — Молчок взял тугой букет гладиолусов, положил на землю и, прижав сапогом, отхватил концы сантиметров на двадцать, чуть не до цветов.

— Зачем это? — ахнула бабка.

— А чтоб у них ноги не выросли… Пьянь с могил цветы собирает — да на базар. А куцые кому они нужны?.. Глядишь, и полежат. На девятый придете — приятно, спасибо скажете.

— Хорошо, хорошо, сынок. А я-то, дура старая, думаю, чего он цветы портит…

— Теперь венки давайте.

Венки Молчок составил шалашиком над холмом. Осмотрел все по-хозяйски, отошел в сторону.

Главная женщина пододвинулась к Мишке, стоявшему к ней ближе всех, и сунула ему свернутые трубочкой деньги.

— Бригадиру, мамаша. Вот ему… — Мишка указал на невозмутимого Молчка. Женщина подошла к Молчку.

Следующий был военный. Вояк хоронить не любили: трескотни много, а толку чуть — не раскошеливаются.

И при жизни холява сплошняком: одежда бесплатно и харч, и здесь то же самое… Их не родственники, а армия хоронит. Родственники по команде слушаются распорядителя — с повязкой и тоже военного. И плачут по команде, и прощаются. И не дай Бог, сомнут порядок, черед нарушат: который с повязкой — рычит, как некормленый.

Сегодня хоронили капитана. Он и по армии капитан, и капитан команды. Хоккеист ЦСКА.

Молчок его фамилию помнил по тем временам. Смотрел его на «Динамо». Не Майоров, конечно, но тоже дай Бог играл. И жена у него молодая.

Впереди фотографию понесли, в уголке черной лентой перехваченную. Потом — на красных подушечках — медали, немного, правда, капитан-то молодой был. Крышку с приколоченной сверху через козырек фурой.

Потом капитана товарищи понесли. Жену его под руки вели, родственники, еще народ, военные в основном, оркестр сзади тоже из солдатиков. Здешних не берут, платить надо, они опять на холяву. Солдатикам — им чего не играть?.. Правда, играют они плохо. До лабухов-то им далеко. Те — хоть и тепленькие, а музыку ведут плавно, без дерготни. Понятно почему: солдатики сегодня на похоронах — а завтра на танцах дуют, а эти, краснорожие, всю дорогу жмуров работают. Наблатыкались.

Процессия медленно текла на девятый участок. У женщин получалось медленно, а мужики — видно было — тормозили себя, и скорбный шаг у них смешно выходил.

На девятом участке, метрах в десяти от могилы, давно уже перетаптывались автоматчики комендатуры — стрелять холостыми. После гимна.

— Воробей! — крикнул Стасик, остановившись неподалеку.

Мишка остановился. Воробей, раздраженно прищурясь, как всегда, когда недослышивал, рявкнул:

— Чего?!

— Тебя зовет.

— Чего там? — крикнул Воробей Молчку и обернулся к Мишке: — Иди докрашивай, я сейчас.

Воробья не было долго.

Мишка докрасил ограду, сбегал в сарай за шарами — забить в стойки, когда показался Воробей.

Воробей шел медленно, палец во рту — драл ноготь.

— Тебя сейчас урыть? — прохрипел он, входя в ограду. — Или завтра? Когда ребята сойдутся?

Мишка шагнул назад, опрокинул ведро с краской.

— Смотри под ноги, сука! — заорал Воробей. — Ты сколько, сука, мне за отпуск «прислал», а? Полтинник!.. А Стас говорит, клиент пер с утра до ночи!.. Смеется, говорит, Воробей, над тобой твой студент… А?!.. Над Воробьем хохочешь?!..

Желтые зубы Воробья скрипели, глаза шарили по земле. Мишка увидел на земле кувалду — осаживать ограду. «Все», — пронеслось в голове. Вцепился в липкую от краски решетку.

Воробей шагнул вбок, нагнулся… Мишка скачками вылетел за ограду и в сапогах, неподъемных от налипшей на краску грязи, понесся к церкви, к выходу…

— Хоздвор, часовня… В контору! Всех собрать! Через пять минут кого нет — уволю!

Петрович носился по кладбищу, собирая попрятавшийся по сараям штат. Кинутый на плечи, как бурка, плащ не поспевал за его бегущими ногами, косо свистел сзади.

Но уволить он уже никого не мог. Припух Петрович.