***
Позвонила заведующая труппой и предупредила, что сегодня в четырнадцать часов — перевыборное собрание художественного совета. Поинтересовался, почему так вдруг, вроде, пока еще не ходили слухи про перевыборы. Обычно актеры об этом знают заранее, и тогда начинается предвыборная «кампания». Сразу возникают группировки: кто к кому ближе, чьи меркантильные интересы совпадают, происходит выдвижение своих кандидатов.
Объективности искать не приходится. Когда речь идет о профессиональных достоинствах того или иного кандидата в совет, господствует выгода: какая польза будет с этого члена совета; проголосует ли он за тебя в нужный момент, когда можно будет получить какую-нибудь денежную премию; вспомнит ли твое имя на обсуждении нового спектакля, что роль у тебя удалась и ты вырос как актер; как самым сладким бальзамом прольет тебе на сердце выдвижение на звание.
И не было никогда иначе. И не могло быть. Разве только тогда, когда художественный совет не выбирался актерской труппой, а назначался руководством театра. Но и там проявлялась меркантильность: подбирали тех актеров, которые могли поддержать любое предложение руководителей. Кому пряник, кому кнут, им все до ..., кроме самих себя. Хотя чуть ли не каждый в голос клянется: «Я люблю театр! Я не могу без него жить! Я буду честно отстаивать все его лучшее и каждого актера! И мне небезразлична его судьба!..»
А если честно, то главное в этом пафосе слов — Я, МНЕ... Все остальное — пустой звук.
В театре никогда не существовало дружбы. Подняться до высоты этих взаимоотношений не позволяет профессия. В ее первооснове заложен эгоизм. Если я не первый, значит, второй. А второй — толпа, массовка. Я должен проявить все лучшее, что дано мне с астральных высот. Я не должен поскользнуться. Пусть это сделает мой партнер или мой коллега, который следит из-за кулис и, как ворон, ждет моего провала, чтобы выйти вместо меня, отодвинув на позицию второго номера. Поэтому в лучшем случае мы — коллеги.
В театр я выбрался за несколько часов до предвыборного собрания. Нужно было встретиться с актерами, которые поддерживали Андрона, и хотя бы наспех обсудить наши действия на перевыборах: кого выдвигать и поддерживать, чтобы не было разногласия.
В театре встретились с Угорчиком, Салевичем и Коньковым.
— Вот список, кого думаем выдвигать и поддерживать в совет, — Угорчик подал мне листок бумаги, на котором были написаны фамилии наших кандидатов.
Список меня удовлетворил, не став неожиданностью: там были все те, кто работал и хотел работать с Андроном. Моя фамилия там тоже значилась.
— С молодыми актерами я успел поговорить, они полностью за Андрона, — сказал Коньков.
— Сколько получается голосов? — уточнил я.
— Где-то около половины, — ответил Салевич.
— А точнее можно?
— Семнадцать человек — это точно. И это те, с кем мы разговаривали, — говорил Салевич. — Но есть и такие, кто колеблется, кто не определился. Можно надеяться, что кто-то из них тоже присоединиться к нам.
— На это надежды мало, лучше быть уверенным, — немного разочарованно промолвил я.
— Что есть, то есть. Больше не успеть. У нас был только вчерашний день. А у тебя как раз съемки намечались, — будто оправдывался Угорчик.
— Небогато. Тем более не известно, как проголосуют помрежи, электроцех, гримцех, которые тоже имеют право голоса на этих перевыборах, а если сложить их вместе, то всех будет более десяти человек.
— Думаешь, пролетим? — смутился Салевич.
... а хрен его знает! Семнадцать голосов — совсем не много. Тем более что Куль со своим «штабом» работает на полный разворот, — несколько раздраженно ответил я.
— О, да! — подхватил Салевич. — Мне вчера вечером звонил: пронюхивал, как я и за кого. Намекал на премию в зарплате, аж на пятьдесят процентов, если поддержу их кандидатов и его в том числе.
— Но по своей должности он не имеет права выдвигаться в художественный совет. Он хозяйственник, — остро заметил Коньков. — Ему за туалетами нужно следить, чтобы не так воняли, чтобы в театре работала душевая, где можно было бы сполоснуться после спектакля, чтобы были доски и другие материалы для строительства декораций и чтобы они в нужное время выставлялись на сцену.
— Не забывай, что Куль — не только заместитель директора по хозяйственной части, а по совместительству и завпост. А это уже дает право быть кандидатом в художественный совет, — спокойно заметил Угорчик.
Читать дальше