Анатолий Жук - Бульвар

Это был для зала шок. Затихли так, что было слышно, как гудит электрическое напряжение...

— Саленков, вы что такое говорите?!— первым спохватился Квасчанка. — Выступайте по художес­твенному совету и говорите о его работе, иначе я лишу вас слова.

— А почему вы не лишали слова тех, кто высту­пал передо мной? Разве они говорили про художест­венный совет?

— И про художественный совет тоже, — заметил Квасчанка.

— И я скажу про него, не волнуйтесь.

Квасчанка выдержал паузу, словно о чем-то рас­суждая, и разрешил:

— Хорошо, говорите дальше, только по сути.

— Так вот, — продолжал Саленков. — Леонид Юрьевич, — обратился он к директору. — Я клянусь вам, если бы вы захотели, а это ваша работа и никого другого, мы бы поехали с гастролями за границу. У нас есть что показать, и нам не стыдно будет за наши спектакли, которые мы сегодня играем. И вот еще что: желтыми стены в театре — в зале или в фойе — не должны быть. Это цвет, который раздражает нормальных людей. Это свидетельство нашего бескультурья, отсутствие элементарного вкуса. Это цвет «желтого дома». И этим все сказано. А художественный совет работал хорошо.

Аплодировал весь зал.

Выступило еще несколько человек. Одни обвиняли Андрона в неспособности, другие, наоборот, говорили, что театр при нем вырос своим художественным уровнем, приобрел уверенность. Про спектакли хорошо пишет критика, на них идет зритель.

Выступала Саша. Из ее слов тоже выходило, что достойных на президентскую премию у нас нет и что у главного режиссера есть свои любимчики, и что делать тем, кто не входит в это привилегирован ное число?

Очередной режиссер Бляшева обвинила художественный совет в том, что в театре распространяются разные нездоровые слухи о действиях того же совета, что ему нужно быть более открытым, чтобы труппа знала обо всех его решениях, что актеры по десять лет не получают ролей, что не выезжаем на гастроли и что каждый член художественного сове­та обязан принимать активное участие в жизни те­атра. Напоследок обозвала театр реанимацией.

И сразу вскочил Коньков, хоть слова ему не да­вали:

— Друзья, у меня родилась гениальная мысль: да­вайте выпускать стенгазету. В ней будем печатать все материалы заседаний художественного совета, который, как оказывается, причина всех наших бед: и низкого уровня спектаклей, и что не ездим на гастроли, и что по десять лет актеры не имеют ролей, и что желтые стены в театре, и везде, куда ни брось — пыль, грязь и туалеты воняют, как солдатсткие уборные... Будем выпускать газету — и все у нас сразу станет хорошо. Предлагаю себя редактором.

Зал отозвался смехом, даже аплодисментами.

— Перестаньте, Коньков. Мы решаем серьезные вопросы, а вы паясничаете, — сказал Квасчанка.

— А почему вы решили, что я паясничаю? Я серь­езно и даже больше, чем вы думаете. И вообще, кто вам, уважаемый Квасчанка, дал право определять, кто король, а кто — паяц?

— Я не определяю. Меня избрали вести собрание, и я веду его, как умею, — сухо констатировал Квас­чанка.

— Уважаемый Квасчанка! Ну, честное слово, не надо так серьезно. Вспомните, что все глупости на земле совершаются с таким лицом. Расслабьтесь и относитесь ко всему проще, — искренне пожелал Коньков.

Андрон в своем выступлении сказал:

— Сегодня я должен озвучить свою позицию от­носительно президентской премии. Было два вари­анта: первый — отказаться и сказать, что мы не до­стойны быть в списках номинантов на премию. Но мне тогда и теперь кажется, я тогда и теперь пов­торяю, что в этой ситуации, в этой государственной игре мы должны быть представлены в числе номи­нантов. Другой вариант: кого представить? Тех, кто показал высокохудожественный результат.

— Это же чуть ли не по четыреста долларов каж­дый из номинантов наших будет получать, а все ос­тальные работники театра — около пятидесяти, — высказался из зала Куль. — Нужно было вынести на коллектив, на тайное голосование.

— Есть положение, по которому надо было сделать. Там никаких указаний, что номинанты определяются коллективом, тайным голосованием, не было. Ну, а что сумма получается чуть ли не четыреста долларов, так это решил президент. Мы на художественном совете мучительно и тяжело обсуждали этот вопрос и решили: было бы неразумно не ис­пользовать возможность, чтобы хоть кто-нибудь не получил такое вознаграждение. А вот такую, что мы не достойны, лучше никому — мне ни тогда, ни сегодня не понять. И еще я думаю, никто не должен заранее говорить: ты получил премию, но половину суммы отдай в общий котел. Это не правильно. Их право, как распоряжаться полученными деньгами. А любимчики у меня есть: вы все. Ну, а насчет реанимации спектакля — так это наша с вами боль, уважаемая Бляшева. Переложить на других не получится...