Вот и останови таких, заставь быть покорными.
Но ведь и Андрон тоже как они. Той же крови и плоти. Того же духа и такой же силы. И добивался, не отступал. Тут коса на камень нашла. Тут в небе и синица в руках, вода и пламя, хлеб и вино. Все сущное до пота, до крови, до ненависти. И Андрон не изменял этому, мысли не допускал. Добивался.
«Тихо! — гремел голос Андрона.— Званцов, помолчи! Все тихо!!!»
Пусть относительная, но тишина все же наступила. Андрон запел «Зеленые рукава». Песню подхватили его бывшие студенты. Это была их курсовая песня, можно сказать, гимн. Потом Андрон накалил атмосферу стихами, песней Градского «Оглянись, незнакомый прохожий» — это была его любимая песня, и на таких вечеринках он пел ее чуть ли не всегда.
Расходились после празднования, не дожидаясь друг друга. Только если кто-то ехал в одну сторону или жили недалеко друг от друга — выходили по двое, трое, а то и больше.
Я вначале хотел дождаться Андрона, только с ним мне было по дороге, но понял, что зря: он до утра отсюда не выберется. С ним оставались его студенты, на столе была водка. Звучала песня, и они опять были вместе в своих воспоминаниях, но уже сегодня, определенные жесткой действительностью.
Пошел один, даже не уточнив, поедет ли Андрон сегодня домой.
Проходя около центрального фасада театра, на ступеньках возле колонн заметил женскую фигуру. Хотел пройти мимо, но что-то показалось мне знакомым. Присмотрелся внимательнее — Саша. Какое-то время мы стояли молча, смотрели друг на друга. Потом я поднялся на ступеньки, обнял Сашу, увлек за колонну. Долгим поцелуем мы начали наше желанное и неминуемое...
Мои губы кипели под Сашиными губами. Бешено ходили руки в безудержном, слепом поиске. Расстегнутая кофта и вылезшие из бюстгальтера груди жаром обдавали мое лицо. Задранная на бедра юбка и стянутые вниз трусы не давали моему коренищу полной свободы. Войти в Сашу не получалось: трусы мешали Саше шире расставить ноги. Мое коренище как в стену упиралось, когда я пробовал проникнуть в Сашино таинство... Трусы были, как закрытые перед путником двери.
— Порви их, порви! — шепнула Саша, тяжело дыша.
Я рванул, трусы треснули, и мое коренище с легкостью вошло в желанную свободу. Саша глухо ахнула и, повиснув у меня на шее, оторвала ноги от порога, обвила их вокруг моих бедер.
Прижимая Сашу спиной к колонне, я скользил в ней с радостным наслаждением. Саша стонала и шептала мне в самое ухо:
— Милый, хороший, сладкий... еще, еще... ой, ой...
Мы взорвались одновременно, и я сразу ослабел, еле удерживая на руках Сашу. А она и не думала оставлять свое уютное место. Прилепилась — не оторвать. Даже подбородком зацепилась за мое плечо.
А я чуть стоял, все еще поддерживая ее за ноги и по инерции поглаживая ее бедра.
— Я хочу... я еще хочу, еще... — шептала Саша.
«Хотеть не вредно», — подумалось мне, но не было силы даже на эту старую мудрость. Я опустил Сашины ноги, но какое-то время, цепляясь за меня, она все еще висела на шее, прижавшись спиной к колонне. И, наверное, поняв тщетность своих усилий получить еще удовольствие, Саша стала на ноги, освободив меня от своих объятий, и, двигая бедрами, обтянула узкую юбку, засмеялась.
— Что смешного? — не понял я.
— Все, — коротко ответила Саша и опять засмеялась.
Мне ничего не оставалось, как продолжить в том же духе:
— Смешнее не бывает.
— Ты о чем? — немного серьезней спросила Саша.
— Все о том же, — мой простой и такой же короткий ответ.
Мы стояли напротив друг друга и вместе смеялись.
— Кстати, с тебя трусы, — напомнила Саша.
— Ты доведешь меня до нищеты, — ответил я.
***
На следующий день в восемь часов утра был отъезд от киностудии на съемки. Кроме меня в автобусе ехали еще актер и актриса из купаловского театра. Почти всю дорогу я проспал, так как не успел отдохнуть после вчерашней вечеринки. Не заезжая на базу в Сморгонь, выехали сразу на съемочную площадку в Гольшаны.
Приятная встреча с Калачниковым — вот и все, что запомнилось от съемочного дня. А снимали все мои проходы по улице (их было целых пять и в разных местах) и еще сцену с милиционером, который сообщает мне, что моя жена встречалась с любовником. Все сцены сняли с первого дубля, только на сцену с милиционером пришлось затратить целых три.
И все, съемочный день закончился. И закончились мои съемки в этом фильме. Оставалось только озвучить. Но это потом.
В местном баре выпили с Калачниковым по кружке пива, и автобус отвез меня на сморгонский вокзал. В Минск возвращался электричкой.
Читать дальше