Она оживилась, заулыбалась. Ей стало радостно и (я уверен в этом!) спокойно. Спокойно от того, что у меня всё налаживается. Всё хорошо. И даже солнце среди зимы.
— Знаешь, — объяснил я (уж как смог), — тут надо было статью написать. По заказу одной туристической компании. У меня несколько работ в этой области… Ну, помнишь, сайт туристический? Ещё одна обзорная статья?
— Нет, — честно призналась мама. — путаюсь я в этих сайтах, в сети этой… Как её?
— Интернет, — продолжил я свои объяснения. — А я тебе распечатки приносил.
— Что?
— Листки такие, листы бумаги…
— Верно, приносил, коли помнишь об этом, — мама согласилась со мной, хотя и без особой уверенности.
А ведь это была чепуха. Ложь. Все слова мои — ложь. Я никогда не писал по заказу туристический компаний. Никогда. А распечатки своих статей показывал маме всего дважды… Точно, дважды. И то — издали.
Статьи те были… что-то из области политики. Какой-то там протест… Чёрт, не помню! Не помню!
В общем, они мне и самому не нравились. Поэтому и маме я их показал издали. Чтобы не смогла она прочитать.
— Я приносил, — настаивал я на своей правоте.
— Хорошо, хорошо, — мама подвинула мне кружку, до краёв наполненную компотом. — Вспомнила я… Да вот, сынок, старая стала, память совсем уж плохая. Ты компот пей, Игорёк, я ведь специально его подогрела. Полечи горло, а то опять сипишь, вроде…
— Так вот, они новый отель в Индонезии открывают…
«Вот это напрасно, совсем уж заврался, — подумал я. — Я же не в Индонезию летал… Хотя рядом… Но почему бы сейчас правду не сказать?»
— Как раз самый сезон сейчас…
— Это зимой? — удивилась мама.
— Именно! — с возрастающей уверенностью продолжил я. — Зимой — самый сезон. У нас, вон, смотри — снег…
— Точно, снег, — подтвердила мама.
— А там — пальмы. Цветы, знаешь, такие… Удивительные деревья — все в цветах. Красные, душистые, с удивительным, сладким запахом. И ещё — жёлтые цветы. У них запах более резкий, под вечер — тяжёлый. Это если рядом стоять…
— А отель? — спросила мама.
— Что?
— Отель хороший?
«Хороший, наверное… — подумал я. — Вот только муравьи…»
— Конечно! — я и сам уже поражался тому, как складно и уверенно вру.
Должно быть, мне сейчас, в этот свой визит (быть может, последний… по моей вине, по моему выбору последний) хотелось не просто успокоить маму, не просто дать ей какую-то… конечно, призрачную… надежду… нет, не только это — хотелось сотворить пусть самый призрачный, самый зыбкий, едва различимый мираж; иллюзию той наконец-то наладившейся жизни, от которой я всю жизнь бежал и к которой так хотела привести меня она… моя мама.
— Конечно. Для элитного отдыха…
— Для толстосумов?
— Кого?
— Ну, у кого денег много. Для них?
— Наверное, — согласился я. — Мне, конечно, за свой счёт там никогда бы не отдохнуть. Но вот… повезло.
— И как там?
— Где?
— В отеле.
— Там? Там хорошо. Два бассейна…
«Яблоки такие спелые, тяжёлые, что ветки гнутся…»
— …этот, как его… солярий. Тоже, по-моему, два или три. Пляж, конечно, свой. Собственный. Метров триста вдоль моря, не меньше. Персонал, белый халат с вензелем…
«Архангелы по утрам амброзию в чашах подают, нектар к десертному столику».
— Всё сейчас и не вспомнишь, — я улыбнулся виновато, будто и впрямь неудобно мне было оттого, что не могу вспомнить все детали, все секунды пребывания моего в этом несуществующем отеле.
Впрочем, почему он кажется мне несуществующим, фантастическим? Не Старец ли Гор, не голова ли на блюде, не девы ли рая, не рощи ли вечные виделись мне?
— Я буклеты привёз… Там всё написано… Вот, несколько статей подготовил…
«Чушь, конечно. Никогда, никого не отправляли… только чтобы статью подготовить… Но ты веришь мне? Ведь ты мне веришь?»
— Вот и хорошо. Хорошо, что подготовил.
Мама не спрашивала меня больше ни о чём. Она просто смотрела на меня со странной, печальной улыбкой. До сих пор… До сих пор не могу понять — отчего печальной.
— Я за пенсией вот сходила, — произнесла она тихо, словно стесняясь своего намёка.
— А у меня теперь с деньгами хорошо, — ответил я (вот это точно было правдой). — Гонорар успел получить…
— А я бы подкинула, — сказала мама. — Мне денег-то хватит, с продуктами…
«Знала бы она, на что хватит…».
Вот так странно происходит всё, так странно. Тарелка почти пуста. Я заканчиваю обед, я разговариваю с ней. Моя мама — единственное, что осталось от моей семьи. Быть может, единственный человек, который мог бы пожалеть обо мне…
Читать дальше