Александр Уваров - Месяц смертника [СИ]

Идти туда, где много людей.

Мне. Я ведь я всегда отходил от них в сторону… Да что там, шарахался как от опасных зверей.

Мне! Мне! Мне!

Идти туда, где они. Преследовать их. Идти за ними след в след, наступать на след их, наступать на следы их, наступать на них, наступать им на пятки.

Если след проткнуть иглой — человек умрёт.

Так верил… Кто так верил?

Забыл, забыл. Племена, племена…

Идти за ними! Тенью, призраком!

Их кладбище. То, что с ними, с ними всегда.

Идти! И дышать, дышать, дышать, дышать!

Как это просто — жизнь, которая каждой секундой, каждым мгновением совим делает тебя великим и первым.

И последним!

Самым великим полководцем, самым великим политиком, самым гениальным экономистом, самым…

Только кто узнает об этом?

Змеи, жирные, раздувшиеся, длинные, бесконечные, ползут по стенам, ползут, сплетаются, плетут, плетут бесконечность, сжимают, вокруг, кругом…

Они — кругом. Круг! Кольцами…

Кожа их — будто влажная. Лоснится. Жиром, трупным жиром.

Сколько уже съедено? Сколько проглочено? Сколько погублено?

Вагон пустеет.

Дальше — хуже. Меньше людей. Пора выходить. Пора переходить на кольцевую линию. Кольцевая линия — основное место работы. Там всегда много людей.

Кольца… Кольцом…

Кто узнает об этом?

И для чего мне это всё?

Самый, самое, самая… И снова — самый.

Возможно, мне, оставшемуся наедине с вечностью, без опоры висящему в темноте её, вечно живущему в её молчании, будет достаточно знать, просто знать, что сделал это.

И знать, что только я это знаю.

Возможно, только это и не даст мне сойти с ума в последнем моём одиночестве.

«Кстати, железные дороги — очень перспективное направление работы. Надеюсь, мы не забыли об этом?»

«Да, железные дороги… Мы не забыли об этом. Они так уязвимы!»

«И, что самое главное, при их протяжённости и общей разветвлённости путей…»

«Откуда этот официальный, бюрократический стиль речи?»

«Я наслаждаюсь! Как он прекрасен! Как идёт мне этот новый, такой восхитительно серый, тщательно пригнанный и отглаженный, мой серый вицмундир! Какой у меня теперь чин?»

«У революционеров нет чинов».

«А моя легенда прикрытия?»

«Кажется, вы надворный советник».

«Не понимаю… Майор, что ли?»

«Что вы, подполковник! Седьмой класс по Табели о рангах. Не так уж мало».

«Чин мог бы быть и повыше…»

«Каждый революционер — армия. Вы и без того главнокомандующий».

«В стане врага хорошо быть главным».

«Найди у врага слабое место — и руководи им. Ты находишь его дом. Ты приходишь к нему. Ты навязываешь ему действия, выгодные тебе. Ты становишься его командиром. Если ты поджёг дом врага, то все последующие его действия определяются тобой. Тобой, твоими планами, а не планами врага, которые рушатся с началом пожара. Он тушит пожар, то есть действует так, как запланировал ты. Не останавливайся! Наноси следующий удар, не дай врагу остановиться и придти в себя. Пусть и в дальнейшем он будет под твоим контролем».

«Ну что ж… Такое замечательное сукно! Завтра я иду в министерство..»

«Так как насчёт железных дорог?»

«О, это просто! Очень просто…»

«А по какому ведомству мне придётся служить?»

«Знаете, такая небольшая, но очень, очень симпатичная канцелярия. Как доедете до Солянки, так повернёте налево…»

«Посмотрите, как радостно светит солнце сквозь перепончатые крылья!»

«Да, воистину, сегодня удивительный день. Я, признаться, когда проснулся, то вот так и подумал — будет сегодня удивительный день. Так иногда бывает — просыпаешься утром с каким-то особенным, радостным, солнечным чувством, не понимая даже причин такой вот нечаянной радости. Вроде бы и сны счастливыми не были (да вот бывает, что и вообще нет никаких снов, так только, темнота одна короткая, сроком лишь на то, чтобы закрыть глаза, а потом снова сразу же их открыть — вот и вся ночь, вот и вся, вот и кончилась…). Вроде бы и радости никакой в такой вот день не ожидается, да и время для радости не наступило пока… Вот именно, что пока! Вроде и не должно быть ничего, а сердце, прямо с самого начала, с самого утра, с самого раннего солнца колотиться сердце, не успокоится никак. И понимаешь… Нет, не разумом понимаешь, не рассуждениями доходишь до этого, а чем-то другим, тем, что очень глубоко в груди спрятано, тем, что вместе с сердцем биться и болеть умеет, именно там вот живёт, и тёплым, собачьим языком рёбра изнутри гладит; понимаешь им, понимаешь им, что случится, обязательно случится сегодня, именно сегодня что-то особенное, настоящее случится, что и сам воздух вокруг переменит, так, что уже не пылью дышать будешь, а вином и ветром. Так, что воздух настоян на майской грозе, так будет и уже сейчас пить его хочется. Так что…»