Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

Починки, покупки, уроки, домашние дела. За область чувств в семье отвечала мама, у которой и в самом деле хватало ласки на всех. А потом, после маминой смерти, казалось кощунством покушаться на эту епархию, принадлежащую ей целиком и полностью. В результате отец и вовсе замкнулся. Бывали недели, когда они с Ниром обменивались не более чем десятком слов.

– Папа, я переезжаю к другу в Иерусалим, – сказал Нир, когда судья взял мяч под мышку и двинулся под трибуны. – Временно, на месяц-другой. Так будет удобней.

– Переезжаешь? – растерянно переспросил отец. – Зачем?

– Так будет удобней, – с нажимом повторил Нир. Отец пожал плечами.

– Что ж, если так, то конечно. Когда?

– Сейчас. Соберусь и поеду.

– Вот так, на ночь глядя?..

– А чего ждать? Завтра утром у меня встреча в Иерусалиме. Ты тут не скучай, ладно?

Отец непонимающе поморгал глазами.

– Ты помнишь, что в августе мамин…

– День поминовения, – закончил за него Нир. – Конечно, помню.

На него вдруг накатилась жалость; в перерыве футбольного матча отец казался намного меньше и слабее, чем в первом тайме. Ниру захотелось обнять его, но он просто не знал, как это делается с отцами. В их семье объятия были прочно и навсегда зарезервированы за мамой.

– Ты хоть звони, Сережа, – сказал отец.

– Папа, я ведь не в Новую Зеландию еду. Это час десять езды от порога до порога. И не навсегда. Я ж говорю: месяц-другой. Не переживай так. И пожалуйста, звони, если понадобится какая-нибудь помощь. Например, с бабулей.

Отец послушно кивнул. На поле выбегали футболисты, начиналась вторая половина игры. Нир поднялся к Лидии Сергеевне. Этого разговора он боялся значительно больше. Тем неожиданней оказалась реакция бабушки.

– Господи Боже мой, сынок, – проговорила она, откладывая в сторону книжку, – наконец-то! Я так за тебя рада.

Нир удивленно воззрился на ее взволнованное лицо.

– Бабуля, ты слышала, что я сказал? Я переезжаю в Иерусалим. Временно, ненадолго.

– Вы думаете, что бабка уже ничего не слышит, – с достоинством отвечала Лидия Сергеевна. – Все я слышу. Ты переезжаешь. И очень хорошо. Честно говоря, я уже начала волноваться. Внук Софьи Матвеевны ушел из дома в двадцать лет. Внук Маши – в двадцать один. Внук Бориса Ароновича – в…

– Бабу-у-уля! – простонал Нир. – Ну при чем тут эти внуки?

– Как это при чем? Они все – хорошие молодые люди. И что поделаешь, здесь принято, что хорошие молодые люди начинают самостоятельную жизнь вне родительского дома. Скажешь, нет?

– Ох, бабуля…

– Ну что «бабуля»? Что «бабуля»? Тебе ведь уже двадцать шесть, Сережа. Конечно, я переживаю… – помолчав с минуту, Лидия Сергеевна подняла на внука задорный взгляд: – А что это за друг, с которым ты будешь жить? Она красивая?

Нир невольно улыбнулся.

– Очень.

– Ну и хорошо. Эта твоя Сигаль мне никогда не нравилась.

– Ты ее видела один раз, да и то мельком, – напомнил Нир.

Лидия Сергеевна пренебрежительно передернула плечами.

– Ну так что? Чтобы понять, кто она, не требовалось смотреть на нее. Достаточно было взглянуть на тебя. Ты ведь как зеркало, Сереженька, – все в тебе отражается. И, в случае этой твоей Сигаль, отражалось, прямо скажем, не Бог весть что.

– А сейчас? Что отражается сейчас?

– Сейчас? – с усмешкой переспросила бабушка и махнула рукой. – Иди уже, иди…

– Ну уж нет! – возмущенно воскликнул Нир. – Бабуля! Колись, если уже начала!

– Фу, Сережа… – поморщилась Лидия Сергеевна. – Что за выражения такие? «Колись»… ты ведь не с товарищами по институту разговариваешь. А кстати, что будет с твоими экзаменами?

Нир вздохнул.

– Будет хорошо. Ладно, бабуля, я пошел собираться. Ты не волнуйся, я буду часто приезжать…

– Конечно, конечно, сынок… – кивнула старушка. В дверях Нир обернулся.

– Бабуля…

– Да?

– Скажи, может такое быть, что чувствуешь себя другим человеком? Из другого времени, из другого места, из другой жизни. С тобой это случалось?

– Со мной? Гм… – Лидия Сергеевна тщательно разгладила складки на одеяле. – Раньше – нет, не случалось. Видишь ли, у нас было очень мало свободного времени, Сереженька. Наше поколение, оно… Не могу сказать, что наша жизнь была сплошь и рядом несчастной, нет. Но нас постоянно куда-то гнали, всей толпой или даже гуртом. Гнало время, гнали события, гнали обязанности, гнал быт, гнал долг. У нас не было ни минутки, чтобы остановиться и подумать о таких вещах. Думали только о том, чтобы не упасть, чтобы бежать дальше. Чтобы ухватить немножечко счастья, тоже на бегу. Чтобы не выронить эту ухваченную кроху – семью, дом, ребенка…