Алиса Ханцис - И вянут розы в зной январский

До чего пустым сделался дом после отъезда Роберта! Она не замечала этого прежде, ей казалась привычной здешняя тишина; и только потом, когда все вокруг наполнилось жизнью, она поняла, как сильно ей этого не хватало: кукольного голоска Мюриель, тяжелых шагов брата. А когда Дороти написала, что приезжает тоже, вдруг выяснилось, что их дом слишком мал для разросшейся семьи; и ведь не все они собрались тогда – как несправедливо, боже мой, – но им все равно было тесно и радостно. А теперь они разъехались. Дороти вновь изнывает от скуки в своем захолустье, Эдвин хоронит давнюю мечту, а Роберт, всегда грубовато-насмешливый, льнет к жене, как теленок, в тусклом свете корабельной каюты; потому что скоро они расстанутся, и никто не знает, чем для них кончится эта чужая, глупая война.

Было еще не время переодеваться к ужину, а менять уличное платье на домашнее и потом на вечернее не оставалось сил. Поднявшись в спальню, где уже стоял раскрытым чемодан, Ванесса распустила волосы и вычесала щеткой паровозный пепел. Дождь уже перестал, и тишина сделалась совсем невыносимой. Оставив волосы неубранными, она потянулась назад, в гостиную: поставить пластинку, тронуть клавиши – чем угодно разбудить этот спящий дом. С улицы доносились приглушенные звуки беседы. Говорили на веранде, и из сада, если выйти через боковой вход, было слышно довольно хорошо.

– Простите, но вы меня не убедили, – в голосе Нинни ей почудилось отчаянье. – Хотите авторитетных мнений? Извольте, я готов процитировать человека, которого очень уважаю. Он сказал: «Некоторые из нас испытывают упрямое, слепое, безумное желание пересечь море и перестрелять людей, которых они никогда не видели и чьи размолвки им непонятны». Не читали? Это Генри Лоусон.

– И где, позвольте спросить, это было напечатано?

– В «Бюллетене»… Неважно. Он писал это о Бурской войне.

– Так что вы мне голову морочите? – сердито сказал отец. – Как хорошо вы устроились: прикрываетесь стародавним мнением, говорите о человеколюбии… Вы считаете, что вас не касается то, что происходит где-то за морями. Построили себе башню из слоновой кости. Стыдно, молодой человек! Вы себе как хотите, а я горжусь, что все мои сыновья будут защищать родину. Потому что ежели где загорелось – надо тушить, а не отсиживаться в сторонке.

Нинни не ответил, и Ванессе вдруг сделалось стыдно за то, что она стала невольной свидетельницей его поражения. Она тут же ушла в дом, стараясь не выдать себя ни звуком; долго ждала, кусая губы, на лестнице, пока он не появился – глядя в пол и сцепив руки за спиной. Отец, напротив, выглядел решительным и спокойным. Заглянул походя в гостиную, спросил: «Где она?» – и лишь потом заметил ее, стоявшую на ступеньках.

– Зайди в библиотеку, – сказал он.

В этой части дома все было таким же, как год, два, три назад. С тех пор, как Эдвин поступил в университет, а сама она поселилась в Сити, никто больше не нарушал порядка на длинных полках, плотно заставленных снизу доверху. Отец не предложил ей сесть и не сел сам. Побарабанил пальцами по оконной раме, глядя куда-то в темноту, и неспешно произнес:

– Я уж думал, не дожить мне до этого дня. Ан нет, привалила-таки радость.

Он вздохнул и обернулся к ней.

– Значит, такое общество ты теперь выбираешь? Женщины у вас теперь курят, а мужчины дрожат за свою шкуру. И с таким мужчиной ты готова связать жизнь? С тем, у кого за душой ни гроша? Да я бы слушать не стал, приди он лет пять назад! Но я не хочу сойти в могилу, зная, что ты осталась одна. Может, он все-таки найдет нормальную работу, чтобы содержать семью. Соглашайся, раз зовет. Поздно выбирать.

Она вспыхнула и, поймав отблеск своего негодования в отцовских глазах, спросила нарочито бесстрастно:

– Мистер Пирс просил моей руки?

– Тебя это как будто удивляет, – хмыкнул отец. – Ты специально их всех распугиваешь? Что творится в твоей голове? Ладно, иди, поговори с ним. Я устал. Ты много печалей нам принесла, Несса. Надеюсь, ты все-таки поймешь это и дашь старикам покой хоть напоследок.

С грозовой тучей в душе она покинула библиотеку. Надо было запереться у себя, отбушевать и выйти умытой и ясной; но Нинни преступил ей путь. Ванесса бросила: «Пойдемте», – и распахнула дверь комнаты для завтрака. Холодные, нежилые комнаты – пусть они послужат сегодня ареной, ристалищем, Марсовым полем.

– Как вы могли? – воскликнула она, едва они остались одни. – Как вы могли, не спросив меня? Разве это честно?

– Я думал, вы уже ответили, – тихо сказал он, понурясь.