Ахмед Рушди - Кишот [litres]

Только сейчас, когда дым на поле брани рассеялся и армии отступили, она увидела, что ее муж и дочь по-настоящему пострадали во время этого конфликта. Годфри Саймонс восседал на судейской скамье Верховного суда, где перед его глазами проходил весь мир, которому он выносил свои решения, а после приходил домой, облачался в длинное платье, выпивал бокал красного “Бандоль” и становился Джеком, ее Джеком. Тот факт, что его жену довольно долго поливали грязью, внушил ему ярость, справиться с которой он был не в силах.

– Это нельзя простить, Джек, – убеждал он ее. – Мы движемся обратно к охлократии. К суду Линча, к забиванию фруктами на складах, к сожжению на костре.

– Ну-ну, Джек, довольно, – не соглашалась она. – Так ты договоришься до охоты на ведьм. В ночь перед процессом они крутили одну песню. Уверена, в твоей комнате тоже было слышно. Я не расслышала точно, но мне кажется, там пели “я пошел против закона, но закон победил”. Была ли вообще это песня? Это же ровно то, что произошло. Закон победил.

– Произошло не только это. Еще и то, что они сделали с тобой. Такое нельзя простить!

Их Дочь, девушка слегка за двадцать, восходящая звезда фэшн-индустрии, владелица собственного шоу-рума – косая черта – ателье в бывших гаражах неподалеку, среди клиентов которого становилось все больше блестящих, худых и очень востребованных фотомоделей, готовых ждать в очереди, чтобы быть одетыми ею, присутствовавшая при этом разговоре, вмешалась.

– Есть такая песня, – заявила она. – А извинений тому, что произошло с тобой, нет. Я тоже никогда этого не прощу.

– Вам обоим надо успокоиться, – увещевала Сестра. – Я буду жить дальше.

Она полностью потеряла интерес к должности в Палате лордов, несмотря на новые попытки убедить ее, сопровождавшиеся выражением сочувствия и извинениями, совершенно – она это видела – неискренними и отлично просчитанными, как и любые другие политические извинения во все времена. На самом деле Сестра испытывала облегчение от того, что ей не придется взваливать на себя эту новую и непростую роль, в то время как существовала необходимость обратить внимание на некоторые факты ее частной жизни. “Некоторые факты ее частной жизни”. Ха! Она стала большей британкой, чем сами британки. Сейчас не время для эвфемизмов и иносказаний. Ей нужно решать вопрос со здоровьем. С тем, говоря коротко, чтобы прожить еще максимально долго, оставаясь при этом в состоянии играть любые роли в любых делах. Говоря без экивоков, с переходящей в вероятность возможностью скорой смерти.

В прошлом она уже победила рак, который должен был ее убить. Когда она была довольно молода и, как утверждали окружающие, весьма привлекательна, у нее диагностировали четвертую стадию рака груди с начавшимся поражением лимфоузлов. Несмотря на крайне неутешительный прогноз для пациентов в ее состоянии, она выжила. Двойная мастэктомия была не единственным нанесенным ей увечьем. Лечение требовало удалить часть подмышечной ткани и несколько мышц грудной клетки и, плюс к этому, предполагало очень агрессивную химиотерапию. Несмотря на то что, по словам врачей, лечение было полностью успешным и она достигла устойчивой ремиссии, Сестра понимала, что после такого ни один мужчина не испытает к ней желания и остаток жизни ей предстоит провести в полном одиночестве, в состоянии устойчивой ремиссии по отношению как к смерти, так и к жизни; приговор к смерти заменили на приговор к жизни, ее удел – одиночество и чувство вины, присущее всем раковым больным, вины за то, что она сама пустила в свою жизнь болезнь, не единожды совершив в ней неправильный выбор. Возможно, Судьба наказывает ее за то, как она обошлась с пожилым Художником с Печальным Лицом: как утверждают некоторые злые языки, их разрыв свел его в могилу. А потом она встретила Джека, который полюбил ее, несмотря ни на что. За этим последовали многочисленные чудеса: любовь, семья, блестящая карьера, личное счастье. Появление на свет здорового ребенка, Дочери, было самым большим чудом. Сестра считала, что после химиотерапии стерильна и не сможет забеременеть, но ее тело решило иначе.

Сестра боялась, что теперь, когда она уже не молода, болезнь вернулась. Почти каждое утро она просыпалась с ощущением панического ужаса. Она уговаривала себя не дурить, у нее нет симптомов, все хорошо. Потом говорила себе: если волнуешься, пройди полное обследование. Но обследоваться она боялась. Тяжба с “Санчо” позволила ей отвлечься, практически выдохнуть эмоционально. И вот теперь, когда все закончилось, она снова начала слышать, что нашептывают ей сидящие на плечах ангелы. С тобой все в порядке, шептал тот, что сидит на левом плече. Пойди и проверься, твердил тот, что на правом. Сестра не стала слушать никого из них, она ходила на работу, возвращалась домой, по дороге заскакивая в шоу-рум к Дочери, чтобы полюбоваться красотой, которую ее девочка творила собственными руками, и поболтать о том, как прошел день, вместе с Джеком, облаченным в красное, или зеленое, или синее платье, выпивала бокал вина и убеждала себя, что это лучшие дни в ее жизни. Но она продолжала чувствовать, что она здесь: темная тень в ее крови.