Стоян Даскалов - Цветины луга

За толстым бетонным столбом в лучах восходящего солнца стояли Яничка и Ицко.

— Я первый увидел пожар и сигнализировал, — с гордо поднятой головой хвалился Ицко.

— А я все думала о тебе. Боялась, как бы не сгорел. Только когда увидела тебя, успокоилась. Ты получил мое письмо?

Ицко кивнул головой.

— Теперь тебе ясно, какую ты кашу заварил?

— Я заварил, я и буду расхлебывать. Только не поддавайся на провокации матери!

— Больше не будешь приходить к нам! Только письма! Да по почте не присылай, а то мать перехватит, кожу с меня спустит!..

— Не лыком шит, знаю, что к чему. Ничего, осталось всего два-три месяца!.. Но зато как откроется осенью техникум, вот тогда мы заживем!

— Но, говорят, техникум будет в нашем селе?

— Села больше нет! Крест поставь на вашем селе! Все будет здесь, на заводе!

Яничка беспокойно оглянулась по сторонам, боясь, что ее могут увидеть, а Ицко изловчился, чмокнул ее в губы и ласково потрепал по плечу.

— Ну, а теперь беги!

— Ты же давал слово, что больше не будешь?

— Хорошо, хорошо! Хватайся за бантики и беги!

Яничка засмеялась, тут же простив ему все. Зажав в кулачках кончики кос, помчалась догонять мать. Солнце, с утра утопавшее в дыму, всплыло над лесом.

Только покончили с пожаром на заводе, как вспыхнул новый пожар — в доме Тучи.

Крыстьо Туча никогда не отличался жадностью. Но слух о продаже дома принес ему такую «славу», какой не знал никто в его роду. О Тучах на селе всегда можно было услышать только хорошее. Старый Туча был человеком зажиточным, но никогда не был стяжателем. Он не знал, что такое вражда из-за межи, всегда был готов помочь людям: давал волов, если кому нужно было перевезти снопы, сено, привезти дров или свозить зерно на помол, никогда не зарился на чужое добро. И сыновья пошли в него, и дочери, которых разнесло ветром по окрестным селам, словно белые облака по небу. Все они славились богатством души. И за это все им платили любовью и доверием. Крыстьо, младший из Туч, тоже был человеком честной и широкой души.

И когда по селу разнеслась весть, что он торопится продать свой дом, все село вдруг возненавидело его лютой ненавистью. Туча стал замечать, что люди, которые раньше были готовы идти за ним в огонь и воду, стали смотреть на него косо. Он проходил селом, чувствуя на себе недобрые взгляды орешчан, люди явно избегали его, чуждались. Туче было горько. И хотя в глаза ему никто ничего не говорил, он знал причину такой перемены. Все дело было в том, что он остался таким же, как и раньше, а люди считали его изменником, предателем.

Разве можно было назвать изменой продажу дома, который строил еще его покойный отец, несколько дней не доживший до новоселья? Вначале он был уверен, что это его личное дело. Ведь он не посягает на чужое. Продает свое, да и то лишь потому, что вынужден жить в другом месте. Два дома иметь не годится, а переехал из села он не по своей вине. Он ведь хотел остаться, а его наказали за это и все равно заставили перейти на завод. Разве он не волен поступать так, как захочет? Столько народу уехало из Орешец и все продали свои дома! Переехали в другие села, города, некоторые перебрались аж в Софию, купили себе квартиры, и никто ни слова, хоть бы хны, а на него вдруг все ополчились.

Туча послушался жены и записался в жилищный кооператив, хотя ему это дело было очень не по душе. «Я сама займусь продажей дома. Ты только будешь подписывать документы, потому что дом числится за тобой!..»

Он согласился не из жадности, а по необходимости. И лишь когда все село встало на дыбы, понял, что задел самую больную струнку в сердцах людей и из-за этого загорелся весь этот сыр-бор.

Крыстьо Туча был опорой села Орешец, его знаменем и надеждой.

Орешчане тяжело перенесли его переезд на завод, но, работая на заводе, он все-таки одной ногой был на селе. Каждый вечер мог забежать домой, и все, у кого что наболело, могли с ним поговорить, посоветоваться. Людям иногда казалось, что он вовсе и не переходил на завод, а просто очень занят — по целым дням пропадает где-то в поле, проводит очередную кампанию. Кончится запарка, и он снова вернется в село. Но пусть Туча уже не председатель, все равно на заводе он свой человек, опора, столп. И когда по селу разнеслось, что он продает дом, все встревожились.

— Туча уезжает из Орешец! Навсегда!

А это значило, что и у них уже не будет такой надежной опоры на заводе.

Дом для орешчан значит много. Даже если не живет в нем человек, но раз дом стоит, то и хозяин здесь, с ними. Где бы он ни находился, куда бы ни заносили его ветры — рано или поздно вернется, потому что его ждет дом, очаг. Может, пять, может, десять, может, всего раз в год, но заглянет в родное гнездо. А раз дома нет, тут уж все кончено. Зачем ему приезжать? К кому? К друзьям? Друзья в разлуке забываются.