Стоян Даскалов - Цветины луга

— А ну-ка посмотри мне в глаза!

— Это еще почему? — огрызнулась Яничка и, швырнув портфель с книгами, хотела улизнуть из комнаты.

— Нет, ты мне скажи, где ты шлялась и что ты делала на этом проклятом заводе!

Мать схватила ее за шиворот и так дернула к себе, что пуговицы у воротника чуть не поотлетали.

— Двойку вот приволокла. Опозоришь ты мою голову, я вижу! К тому идет!

Яничка передернула плечами, пытаясь запахнуть платье, но мать дернула его еще ниже.

— Говори, бесстыдница! Подумать только! От матери сбежала! Шлялась где-то, как последняя уличная девка. Не явилась домой ночевать! А мать тут с ума сходит! Отвечай, тебе говорят!

Игна чуяла своим женским сердцем, что с дочерью случилось что-то неладное. Об этом говорили и глаза, которые избегали смотреть на мать, и эти черные тени под глазами, и виноватое выражение лица, и упорное отпирательство.

— Я уже тебе сказала! Была у отца! Никуда я больше не ходила.

— Врешь! По глазам вижу, что врешь! — продолжая держать ее за шиворот, допытывалась Игна. — Врешь! А почему платье все в грязи?

— Упала на заводе в яму, — пробормотала Яничка.

— А кто тебя оттуда вытащил?

Она не сразу нашлась, что ответить. Вынуждена была солгать. Это была первая ее ложь матери, ложь во спасение, в защиту первого поцелуя.

— Сама!

— А почему ты не смотришь мне в глаза!

Девочка собрала все силы и подняла глаза на мать.

— Вот — смотрю!

Это было первое притворство, первый шаг к овладению искусством скрывать свои девичьи тайны и первый шаг к отдалению от матери.

— А где твои ленты?

Яничка глянула на свои короткие косички и смешалась. Шелковых бантов, белыми бабочками торчащих на кончиках кос, не было. Одну она потеряла еще там, в яме, а вторую, наверное, тогда, когда он взял ее на руки и поцеловал.

— Где же они?! — грозно смотрела на нее мать.

— Там, упали…

— С кем же это ты боролась, что они могли упасть?

— Ни с кем, — продолжала отпираться Яничка, рьяно оберегая свою тайну. Она вырвалась из рук матери, убежала в свою комнату и закрыла дверь на ключ.

— Открой! Открой, тебе говорю! — молотила кулаками в дверь Игна. — Расскажешь мне все до нитки, что с тобой было, или я тебя…

— Не выйдет! Я не ребенок!

— Открой, иначе я высажу дверь и башку тебе проломлю!

— Только тронь, убегу к отцу!

— А-а-а! Выдала себя!

— Мне нечего выдавать! Там лучше!

— Что же там хорошего?

— Поцелуй! — сказала Яничка про себя, а матери крикнула: — Все! И Лидия лучше, чем ты!

— Что-о! Так ты с ней шаталась?

— Застала ее у отца! Что, задело? Пусть! Она лежала на папиной койке! Ты заслуживаешь, чтобы отец тебя бросил. Она меня поцеловала, не била и не допрашивала, как преступницу!

Яничка была вне себя от злости. Заперевшись в комнате, почувствовав себя в безопасности, она неистовствовала, захлебывалась угрозами, готовая на все. И только когда поняла, что мать за дверью молчит, когда заглохли удары кулаков в дверь, она умолкла и прислушалась. Куда девалась мать? Что с ней? Вдруг до нее донеслись всхлипывания. И тут только она поняла, что наделала. Ей стало жалко мать. Слишком дорого обошлись матери ее похождения, ее детские прихоти и капризы.

— Я пошутила, мамочка! — она открыла дверь и опасливо выглянула из комнаты. Но, увидев мать содрогающейся от рыданий, забыла обо всем и бросилась к ней.

— О чем ты, мамочка? — Яничка говорила, стараясь убедить и себя. — Она приходила на собрание. В папиной комнате было собрание. Там были все, и она…

Яничка прильнула к матери и стала ее утешать.

— Ты не беспокойся! Папа не такой, как другие на заводе. Если бы он был таким, его бы не повысили. А знаешь, он теперь начальник. Вчера вечером, после работы, у него была полная комната рабочих. А Лидия пришла раньше других и сидела на его кровати. У них ведь все просто, по-рабочему.

— Знаю, знаю я этих заводских… — Игна вытерла слезы и отвела руку дочери, которая жгла ей плечо.

— Нет, нет! Ты не права! Я могу тебе поклясться. Она уважает папку, но не любит. Это разные вещи. Любовь — это совсем другое! Ты не знаешь, что такое любовь! Ты уже забыла!

Яничка прикусила язык, устыдившись, что разболталась не в меру и даже начала поучать мать, что такое любовь.

В доме воцарилась тишина, хотя, кто знает, не было ли это затишье перед новой, более страшной бурей.

Сыботин и Лидия с самого начала работали на одном объекте. Она считалась одной из лучших крановщиц, поэтому все мужчины были с ней внимательны, наперебой пытались ухаживать за ней. Одному Сыботину не было до нее дела. Правда, ему было странно, почему такая молодая женщина приехала работать на стройку. Он не знал, сколько ей лет, но она выглядела молодо, гораздо моложе Игны, была жизнерадостна, полна энергии, словно тяжелая работа крановщицы, вынуждавшая ее сидеть целыми днями в своем железном домике, ничуть не изнуряла ее, напротив, она, как цветок, который все холят, лелеют, расцветала и молодела.