Михаил Каминский - Переполненная чаша

Только один из генеральщиков — Гоша Челомбитько — держался вроде бы посредине: между рядовыми сборщиками и корифеями. Суть его промежуточного и нестабильного положения заключалась не в молодом еще возрасте, а в том, что хоть и успел Гоша побывать за рубежом, однако лишь в кратковременной командировке, а в родной стране вел самостоятельный монтаж всего-то в шести городах. Настоящий же корифей — это тот, кто самостоятельно пускал машины и другие агрегаты в десяти — пятнадцати крупных предприятиях. Тула это или Рангун — значения не имеет. Лишь бы числом побольше и, естественно, без намека на прокол. Конечно, дело не в обыкновенной арифметике, однако очки набирать надо, пусть и не о футболе речь. Все же опыт и мастерство ходят под ручку.

С тонких осин, окружавших место для курения, дружно слетали желто-розовые листья. Деревья были высокими, листья летели долго, выписывая, как самолеты на воздушном параде, разнообразные фигуры. Иногда они совершенно замирали в своем и без того медлительном скольжении к земле, порой, наоборот, падали стремительно, будто свинцовые, а чаще вальсировали, весело покачиваясь, и получалась этакая карнавальная суетливая метель. Почему-то Вите Озолину было грустно следить за данным явлением природы, хотя по натуре он был шутником и неунывающим человеком. «Может быть, — думал Витя, — пора мне в отпуск. А может, я просто завидую Гоше Челомбитько». С самим собой Озолин хитрить и не собирался. В одно время с Гошей поступили на завод, в одну бригаду — к Курбатову; одной комиссии сдавали экзамен на третий разряд, но четвертый Озолин получил на год позже Гоши, а пятый… пятый разряд имел из них двоих только Челомбитько, хотя видимых преимуществ за ним не наблюдалось.

Гоша Челомбитько тоже выглядел озабоченно. Его толстые губы сами собой вытянулись в дудочку, будто он собирался посвистеть. Сытые щеки несколько вобрались. Между бровями обозначилась глубокая морщина, которая, знал Челомбитько, по какой-то причине располагалась у него в подобных, задумчивых, случаях не посередине, как у всех людей, а справа от воображаемого центра. Гоша старался не смотреть в сторону Озолина — тот непременно привяжется с шуточками и вопросами. Причина Гошиной озабоченности и даже настороженности была шире, чем обыкновенное нежелание разговаривать с Витькой. Из командировки — первой в своей жизни заграничной, пусть и короткой — Гоша вернулся всего четыре дня назад. Находился он в одном из эмиратов на берегу Персидского залива. Значит, сразу окунулся в чужую по всем многочисленным статьям жизнь — и был до сих пор ошарашен. И экзотической страной пребывания, и напряженной работой, и скоростью, с которой он передвигался из одной, нашей, жизни в другую и назад, в собственное гнездо. И беседой с товарищем Кузьминых, начальником заводского отдела экспорта, Гоша тоже был потрясен. Ведь что получалось? Ребята, естественно, приставали: расскажи да расскажи. В эмираты еще никто не ездил, до сих пор эмиры покупали соответствующие машины у капиталистов, и вдруг чудо — заказали советский агрегат. Гоше, как все считали, крупно повезло: представлял в новом регионе продукцию завода — и настойчиво требовали отчитаться о загранке. Своими словами отчитаться, конечно, а не письменной докладной. Но Гоша помалкивал, предупрежденный товарищем Кузьминых: доложите коллективу устно на общем собрании, когда будет надо, а пока советуем уклоняться от подробностей.

Экспорт не составлял и трети продукции завода; начальник сборочного цеха Никитин, например, был фигурой по значению более весомой, чем товарищ Кузьминых. Однако перед главным человеком по экспорту Гоша испытывал робость. Не то что заискивал или боялся, что больше его в загранку не пошлют. Да ничего там интересного он и не видал: из гостиницы на работу и назад в гостиницу, и так все полторы недели, кроме половинки дня, который выкроил для покупок малого числа сувениров. И всю дорогу — не вылезая из автомобиля нашего представителя «Техноэкспорта». Даже в магазины и в лавочки — с представителем сбоку, потому что были случаи, когда неместных людей похищали или сажали в тюрьму за незнание и нарушение арабских обычаев. Закурил по неведению, допустим, где не положено и запрещено, потому что тут священное место, — и к судье тебя. А судья имеет право наказать плетью, как у нас при крепостном праве… В общем, разные имелись слухи. Не на все слухи Гоша обращал внимание: мало ли что болтают, однако честь и достоинство соблюдал крепко и впросак ни разу не попадал.