Михаил Каминский - Переполненная чаша

На ближайшем перекрестке Анатолий Сергеевич помахал рукой Евгению Фомичу Сахарову, который шел по тем же делам, что и он сам, только в другую школу. Поговорить, обменяться мнениями им не удалось, поскольку Евгений Фомич торопился — его школа находилась на окраине города. Он только приподнял атташе-кейс и крикнул, что вчера встречался с Профессором и они вместе разработали новую методику. «Обсудить бы надо!» — предложил Евгений Фомич. «Хорошо, обсудим», — согласился Беспалов и свернул в переулок.

У школы его встречали пионеры с цветами. Букетов, снилось Беспалову, было три. Два Анатолий Сергеевич тут же отдал молодой учительнице, похожей на секретаршу директора их таксопарка, и пионерской вожатой, симпатичной рыжей девчушке. А молоденькая учительница покраснела и протянула почему-то по-французски, хотя школа была вполне нормальная. — «Ме-ер-си-и…». А еще один букет — из белых астр, закутанных в целлофан, — Анатолий Сергеевич оставил при себе, чтобы потом принести домой, Гале. Очень любила Галя астры.

В темноватом, облицованном мрамором фойе навстречу Беспалову выбежал директор школы, пожал ему руку и сказал: «Ваш урок в первом «Б». Мы вам рады, Анатолий Сергеевич». И хотя в этой школе Беспалов бывал много раз, и вообще, в школы приходил он часто — по особому расписанию, утвержденному свыше, — почему-то робость и стеснение не позволили ему ответить подобающим образом. Вместо длинной и культурной фразы, которую он заготовил и разучил перед зеркалом: «Мы с вами делаем общее дело и не пожалеем сил для его успешного завершения», — Анатолий Сергеевич произнес бесцветное «спасибо».

Беспалову сразу же приснилось объяснение: оказывается, он стеснялся по той причине, что не имел высшего образования. Обычную, присущую всем нормальным людям, независимо от возраста, робость в школьных стенах ему удалось со временем преодолеть. А вот мысль об отсутствии высшего образования возникала каждый раз по новой и не давала покоя до тех пор, пока он не оставался наедине с ребятами, — для них, для ребят, его образования на «Урок Джамайки» хватало, и, думается, с лихвой.

На окнах классной комнаты стояли в горшочках цветы, горшочки были целые, не то что у них в школе в конце войны и после. А ребятишки сидели за столами по одному, а не по трое за партой. Проходя между рядами, Беспалов напрасно выискивал на крышах столов процарапанные ножичками имена и другие слова.

Стены класса, как всегда и везде, были украшены портретами великих людей. Писатели — Толстой Лев, Чехов, Маяковский, Горький и Шолохов — это на одной стене. А на другой помещались композиторы вперемежку с художниками. Рядом с Репиным, например, находился Мусоргский, между окнами были портреты Макаренко и артиста Бондарчука в роли Сухомлинского, снятого вместе с деревенскими детьми.

Перед началом урока Беспалов поправил медаль на сине-голубой муаровой ленточке, чтобы привлечь к ней внимание мальчишек и девчонок; на медали большими буквами было написано: «Трезвость». Ему снилось, что он, Профессор, Женька Сахаров, Гриша Артист и другие давно уж привлечены для проведения подобных занятий, получивших законное название «Урок Джамайки». Так давно, что дети и не спрашивают, почему Джамайка и кто он такой, — знают. Уроки проводились в свободной форме наподобие беседы: вопрос — ответ, вопрос — ответ. Только перед началом произносилось краткое вступительное слово, доказывающее категорический вред употребления любых спиртных напитков.

Расхаживая по классу, Беспалов посматривал на портреты великих людей, как бы призывая их в свидетели, особенно часто — на Льва Толстого, а портрет Мусоргского старательно избегал взглядом. В «методичке», которую Анатолий Сергеевич получил в роно, было требование осветить причины и условия, порождающие пьянство и алкоголизм. Здесь в этом вопросе у Беспалова имелось много собственных сомнений, и он вроде бы забыл о требовании роно. Только вдруг вспомнился ему совсем другой класс — с заколоченными фанерой окнами. В щели между фанерными листами отчетливо проникали звуки продвигавшейся танковой колонны. На подоконниках между разбитыми цветочными горшками лежал снег. Все сидели в пальто и зимних шапках. Единственная лампочка под потолком была заляпана известкой и часто мигала. А на парте перед Беспаловым его сосед Шурик Плаутин нарисовал карикатуру на Гитлера и подписал: «Капут!»

«Странно, — услыхал Беспалов далекий голос Зинаиды Васильевны, учительницы литературы, — я и не догадывалась, что ты, Толя, так блестяще владеешь риторикой, умеешь так увлечь слушателей. Я думала, что ты горазд только на хулиганство… Что же с тобой произошло, что случилось, Толя?» — «Пить бросил, Зинаида Васильевна», — хрипло ответил ученик Беспалов, а весь класс заржал…