Михаил Каминский - Переполненная чаша

Их всех выпустили. Профессор стал кандидатом химических наук, доцентом в университете. Гриша Беленький из эстрадных артистов переквалифицировался в мастера по ремонту цветных телевизоров: что-то произошло с его замечательной памятью. Читал на ответственном концерте злободневный фельетон и посреднике начисто забыл текст. И потом еще несколько раз происходило подобное, то ли от бывшей болезни и множества лекарств, то ли от испуга — сейчас, мол, снова забуду, позор перед публикой и начет в эстрадной бухгалтерии. Вот и ремонтирует Гриша телевизоры. Отлично, между прочим, ремонтирует. А Кузнеца они год назад похоронили; Кузнец, то есть Николай Семенович Макаров, умер от сердечной недостаточности. Здоровый же был мужик! И Чебурашка умер, и Поползень… Теперь вот и Начальника достало.

Листая распухшую от частых употреблений книжечку с телефонами, Беспалов не мог припомнить, на какую букву вписал он Бориса Филипповича. Может, по имени, а может, по прозвищу или фамилии. Последний раз он видел его почти два года назад. Борис Филиппович сел к нему в такси, узнал Беспалова с трудом, а признав, шумно обрадовался и силком, не отвяжешься, потащил к себе. «Пошли, пошли, Джамаечка, посидим, поговорим, у меня все по-прежнему, да вот жена бросила, а без машины я случайно, совершенно случайно: собственный «мерседес», понимаешь, в ремонте, персональную же взял и отпустил, дай, думаю, прогуляюсь, а то все в машине да в машине…» — Слова соскакивали с его языка легко.

«Ну и что, если не пьешь, если завязал, — тащил за руку Борис Филиппович, — ничего страшного, просто побеседуем, отдохнем, а я, Джамаечка, и дочку потерял, и дочка меня покинула, а вообще-то жизнь, хе-хе, бьет ключом». Беспалов бы не подчинился настойчивости Начальника: был ему Борис Филиппович в тот момент очень уж неприятен своей нескончаемой пустой болтовней, своим расквашенным обликом, а главное, тем, что не справился, не сдержал клятвы, какую они дали друг другу, когда их в ы п у с к а л и. Не он, правда, один нарушил ту клятву, но другие хоть не уговаривали посидеть вместе, отдохнуть, — знаем мы этот проклятый отдых! — другие погибали в одиночку, сами по себе, а Борис Филиппович, подумалось тогда Беспалову, распространяет заразу. Но он услыхал про дочь Начальника и сдался, потому что жена Беспалова, Галя, была на девятом месяце, и у них могла появиться тоже дочь. А Борис Филиппович меж тем тащил его за рукав от таксомотора и продолжал свою бесконечную речь: «Эх, Джамайка, Джамайка! А того и не знаешь, что Джамайка, или Ямайка иначе, это остров в огромном океане. Один-одинешенек! А одному плохо и грустно, ой, до чего плохо!..» Беспалов почему-то почувствовал обиду: «Ямайка — не один. Ямайка, Борис Филиппович, остров в архипелаге. Вот тут он, а тут вот, и рядом, и вокруг, и спереди, и сбоку, тоже острова». И поправил на Начальнике зимнюю шапку из хорошего меха, которая сползла у того до переносицы… А потом до конца смены вспоминал Бориса Филипповича. И в последующие дни не раз и не два виделся ему прихрамывающий старик, блуждающий по огромной, шикарной — в картинах и хрусталях — квартире. Высокий узкий фужер дрожал у него в руке. Седая прядь прилипла к побагровевшему потному лбу. Глаза странным образом расширились, и Беспалов впервые сумел рассмотреть их цвет — блекло-голубой, а то всегда видел на лице Бориса Филипповича щелочки да щелочки и еще брезгливо поджатые ярко-красные губы. Эти широко раскрывшиеся глаза, как бы выгоревшие или выплаканные, сказали Беспалову много больше, чем пьяная болтовня. Из тихого их крика извлек он главное, а возможно, единственное содержание: Начальник в беде, на краю…

После долгих гудков, продолжавшихся минуты три, телефон все же откликнулся, и Беспалов похвалил себя за терпение. Бесчувственный, как у робота, голос сообщил:

— Вы опоздали. Гражданская панихида в управлении должна закончиться в пятнадцать ноль-ноль. А вот к погребению Бориса Филипповича, то есть на кладбище, вы если поторопитесь, то успеете.

Беспалов был таксистом, привык к точности и поэтому хотел спросить «робота», откуда тому известно его сиюминутное местопребывание? «Может, я нахожусь в двух шагах от управления и еще как успею: на часах-то без двадцати три» — так бы сказал Беспалов, будь у него другое настроение и желание побороться за правду. Но он лишь обронил в трубку: «Спасибо за совет» — и встал за КПП ловить такси с покладистым водителем, который бы подбросил до кладбища.