Михаил Каминский - Переполненная чаша

На следующий день он снова позвонил Неверову и очень мирно поинтересовался: «А что, Юрий Владимирович, твои две дамы еще подчиняются тебе?»

Пока Неверов раздумывал: что бы это значило, какой тут кроется подвох, прозвучал еще один вопрос — резкий, с ехидцей: «Хочешь, я сейчас же приказ издам, чтобы они тебя посылали куда подальше?.. Что? Не принимаешь такой мой тон? Ладно. За тон прости, но я тоже кое-что не принимаю. Или — кое-кого. В частности, людей, пытающихся спокойно жить меж двух кресел».

От баночного кофе с молоком у Неверова почти всегда была изжога. И на этот раз без неприятностей не обошлось: болело и пекло под ложечкой. Под жалобный голос Агнии Семеновны он умудрился одолеть два стакана этого замечательного напитка, и морщился потом, и держался за живот, и пил воду, но отвратительное состояние только усиливалось. А утро расцветало буквально на глазах. Заголубел Медвежий ручей, пронизанный косыми лучами еще не высокого солнца; весело и приветливо звенели ржавые лодочные цепи; лодки рыскали на легкой волне, кланялись противоположному берегу и шуршали кормой о камыши; тихий ветерок раскачивал связки грибов, сохнущих на нитках, и несильно стучал ими в окна домиков.

Отдыхающие еще спали. Только около крайнего домика делали зарядку двое — голый по пояс мужчина, у которого при каждом движении вздрагивали и переливались тренированные мышцы, и девочка в сарафане. Высокая, полная, она лениво наклонялась в стороны, то в одну, то в другую, и каждый раз делала передышку, закидывая за плечо тяжелую косу, схваченную на кончике обыкновенным марлевым бинтом.

Чтобы не шуметь, Неверов вел машину накатом, пользуясь тем, что от служебного домика дорога шла с легким наклоном. Почти неслышно журчал сильный двигатель, в открытое окно вливался свежий и, казалось Юрию Владимировичу, сладковатый воздух.

— Приветствую начальство! — мужчина поднял вверх сильную руку.

— Доброе утро, Тригубов, — узнал его Юрий Владимирович и притормозил. — Дочку к физкультуре приучаешь?

Девочка насмешливо фыркнула и отвернулась. Коса с бинтом на конце описала полукруг и легла ей на грудь.

— Мою Сашеньку приучишь! — вроде бы сердито сказал Тригубов, но Неверов видел, как ему трудно удержаться от горделивой улыбки…

Неверов выехал на асфальт, попетлял вслед за ним между редкими соснами, перебирая в уме предстоящие на сегодня дела. Их было много, очень много, да еще одно добавила Агния Семеновна. Своим жалобным, взывающим к состраданию и в то же время завораживающим голосом она рассказала ему о героической женщине по фамилии Машкова. Эвакуированная в сорок первом из Ленинграда, пятнадцатилетней девочкой Машкова пришла на завод. Из-за слабого здоровья в цехи ее не взяли, нашли место в лаборатории: туда, где работа была полегче, направляли многих приезжих. Однажды Машкова допоздна задержалась на заводе, делая какой-то анализ в небольшом платиновом тигле, и не успела сдать тигель на хранение в сейф начальнику — тот уже ушел. Оставить драгоценный сосуд — платина! — в лаборатории, даже упрятав его, Машкова не решилась и поэтому взяла с собой. Положила за пазуху и пошла в общежитие, находившееся за Волгой. Нынешнего моста еще не было, его построили позже, уже после войны; был другой мост — далеко, и в зимнее время рабочие перебирались через Волгу по льду. Пока стояли морозы, лед надежно выдерживал не только людей, но и транспорт, а тут время повернуло к весне, и переходить реку следовало с опаской… «Короче говоря, — заунывно тянула Агния Семеновна, — наша Машкова провалилась в трещину или полынью, точно не знаю, и оказалась в ледяной воде. Ее спасли. Зенитчики, кажется. Бегом доставили в госпиталь. И там, в госпитале, знаете, Юрий Владимирович, едва-едва разжали ей пальцы. Когда начала тонуть, она тигель-то платиновый вытащила из-за пазухи и вот так подняла над головой…» — «Хорошо, Агния Семеновна, — сказал Неверов, — посмотрим, что можно сделать с путевкой для нее. Трудно у нас на июль, сами знаете… Машкова что, пенсионерка?» Сестра-хозяйка печально закивала: «Ага, на заслуженном отдыхе. Давно…» — «Еще трудней». — «Вы уж постарайтесь, Юрий Владимирович…»

Он проехал мимо танцплощадки. Территория базы была еще пустынной. Наклонившийся к площадке радиорупор безмолвствовал. Но скамейки вокруг нее и вдоль главной аллеи уже были заняты стариками. Они сидели, не обращая внимания на медленно двигавшуюся машину Неверова. Кое-кто из них дремал, уронив голову на грудь или на плечо. Двое играли в шашки. Остальные, как по команде, смотрели в сторону столовой. Но не на саму столовую, как успел заметить Неверов, а на лес за нею, туда, где был полигон и оставались следы последней линии обороны. «Что они там, интересно, увидали?» — подумал Юрий Владимирович.