Михаил Богатов - Имя Твоё

ведьма ты сказал, Андрей, ведьма, хотя для тебя меж ангелом, демоном и ведьмой различий не было и нет пока ещё, но давай уж тем самым как-то будем называть ту, что в машине твоей тогда находилась по правилам, тобой же измышленным, и как ты говорил прежде, правила эти позволяли тебе варьировать три этих слова: когда ты совсем не боялся, ведьмой величал, когда хотел быть грубым, ночью уже, ангелом, а когда интерес терял: демоном, и каждый раз новое слов употребление этих трёх в перечислении своём напоминали тебе об игре твоей, интерес поддерживая, вперёд привлекая заглянуть и как тогда сюжет будет выглядеть происходящего, ежели Мария не Мария; однако во всех этих трёх случаях о Господе не помышлял ты вовсе, и если это ангел, то он действует по воле собственной, а не как посланник, и если это ведьма, то все силы её ей одной и принадлежат, и лишь если это демон, представлял себе смутно диавола роль ты, ибо кино тебя всяческое приучило к мысли, будто где диавол имеется, там и Господь сам собой объявится, и ежели диавол до тебя охоч сделался, значит Господу тоже ты нужен, и в помыслах этих в основном существо, в машине находящееся, полагал ты по воле самостоятельной, существа этого, действующим, но нам надо как-то называть его далее, и ты упомянул ведьма словом первым, согласен ли ты и впредь так её или его именовать;

подумал я, и как говорил в начале самом беседы нашей сегодняшней, первым словам подвёртывающимся пусть психологи доверяются, первое не значит лучшее, и пусть это будет демон лучше, хотя чем лучше не ведаю, быть может тем, что я чаще всего это слово из трёх вышеперечисленных упоминал про себя в вечер тот, может действительно за демоном Господь ближе всего маячит, чем за ведьмой, ангелом же не назову после случившегося ныне эту Марию, пусть демоном будет в игре моей, коей лучше бы тогда не затевал, а ныне всё может быть иначе было бы, и не то, что прежде я в такие игры не играл, в детстве каждый загадывает себе ерунду всякую, дойду до того столба и обойду если вокруг него три раза, то девочка, какая нравится, поглядит на меня и я ей наконец-то тоже понравлюсь, и хоть связи никакой, однако же кружил вокруг столба аккуратно три раза, и даже если девочка на тебя не глянет, чувствуешь так, будто сделал всё, от тебя зависящее, и даже если смотрят на тебя взрослые с улыбкой снисходительной, когда вокруг столба ритуально кружишь бетонного с проводами наверху и фонарём, по вечерам горящим, внимания на взрослых не обратишь, на провода и на фонарь тоже, ибо важным делом занят, до коего никому, кроме тебя и силы этой неведомой дела нет, и часто меж взрослыми и детьми непонимание по поводу этому, взрослые мило улыбаются, покуда дети во власти силы этой подлинно мистической пребывают, а когда взрослее становишься, иначе знаки всякие считываешь, но считываешь, и поэтому то, что демон в машине у меня, забавным мне показалось, ибо в тот миг не верил я, будто по прихоти измышленный знак может силу какую-то иметь, и то уже странно, как прежде доверяешь знакам выдуманным и следуешь им недалеко и не всерьёз, но неуклонно и так, будто реальнее их ничего не было и быть не может, но здесь нисколько не верил в демона своего я, безопасная игра в знаки и в опыт мистический, где надо завсегда не видим, а где не надо блюдем неукоснительно до фанатизма, такая вот чепуха;

зря ты говоришь теперь, будто игры эти в знаки и в совпадения мистические суть детские шалости только, покуда каждый из нас играет в игры такие всю жизнь свою, разве что прячет их глубоко и от себя в очередь первую, кто-то произвольно договаривается играть или ему подсказали, в игру такую, будто Господь существует и дело до игрока имеет какое личное, и в этаком мессианстве внутреннем с тяготами бытовыми легче справляется, полагая, будто Господь Сам ему помогает, и на ближних такой бывает что свысока поглядывает, будто пастырь тайный на овец беззаботных своих, кто-то, напротив, в игру такую играет, будто Господа не существует, и всё знаки выискивает священные, которые ему бы на отсутствие священного показали, и где другие ничего из этого не видят, Господа отрицающее, он с лёгкостью усматривает и про себя говорит: ну-ну, уж я-то знаю как вы, верующие, заблуждаетесь, но знает он точно также, как и мессия незадачливый уверен в избранности своей и проистекающем из неё Господа существовании; нет, Андрей, игры эти совсем не детские, ибо по ним жизни мы строим и смерти получаем, и правят они нами посильнее всех правил смысла здравого, ведь как оно бывает: мессия который для себя уверенно, и другим того не кажущий, на воду всё же не ступит и верой своей гору какую всерьёз двигать не будет, хотя верит в избранность свою доподлинно и безумно, но ведёт себя человеком среди человеков обычным, и лишь в некоторых случаях незначительных, нет-нет, да прорвётся для взгляда, за ним наблюдающим внимательно в поведении его, но кто же ныне внимательно за людьми ближними глядит, нет, полагается, ежели на воду не ступил и в гору не упёрся, то человек нормальный и здоровый в отношении умственном, и всё это вследствие предрассудка великого, будто человек одно что-то есть, либо здравомыслящий, либо безумный, либо верующий, либо атеист, но один человек сразу многое, и многое это в слова человечьи не вмещается, так и ты теперь историю должен говорить либо так, что игра твоя правда, либо так, будто выдумка, а совместить не способен, слова в этом смысле не ограничены, а правила диктуют свои неукоснительно, но и Господь не там обитает, где в него кто-то тайно верит по прихоти своей, но там где нами невмещаемое и словами исключаемое, взаимно, в согласии пребывает неведомом для нас и совмещаться умеет, и лишь Господь ведает условность здравомыслия нашего, когда мы на здравомыслие полагаемся, и мессианства нашего, которому верим, не проявляя оного нисколько, или есть что-то третье, в чём уживается всё это, для нас в последовательности любой к абсурду лишь приводящее, но это третье, никогда нас не отпускающее в играх наших глубинных и всегда тут как тут присутствующее, и есть Господа живого Дух Святой, и ничего больше, впрочем, отвлеклись мы снова от вечера твоего, хотя это и показывает условность слов наших, и кто постичь способен, когда мы о деле говорим: когда думаем, что говорим, или когда отвлекаемся, и есть ли тут вообще дело, которое мы, немощные, постичь силимся, нет, не знаем, кто такое постичь может, а всё же пребывать как-то мы должны, вот и делаем всё как можем, а остальное в руках Господа пребывает, и выпускается из них лишь по усмотрению Его, нам непостижимому;