Михаил Богатов - Имя Твоё

И теперь-то уже можно улыбнуться, один когда сидишь на крыльце, а кошки не видят, да и видели бы, им-то что; тогда же ещё более нужно было улыбнуться, даже засмеяться, но уж точно не злиться и не серьёзничать, и не чуть ли расплакаться от бессилия, когда весь мир против тебя как говорится: из темноты прямо поверх её головы, на земле кверху небом лицом лежащей, тьму с рёвом жутчайшим разрезал, через кусты мельтеша окнами и дверьми тамбурными, поезд, и он в момент этот только что с джинсами её чрезмерно для неё узкими справился, и поезд этот ужасом наполнил сердце подлинным, и, что хуже того, она ещё засмеялась: а ты не знал, что это посадки у железной дороги, разве я тебе не говорила; и ладно бы спросила просто, нет ведь, так спросила, будто вчера за завалинке дома её яблоки ели, когда и пиво пили горькое, о чём отвлечённом речь зашла будто: мол, а у нас за деревней посадки имеются; угу, он ответил бы; а там железная дорога проходит; было бы так, он бы и ответил: понятно, и всё тут, что такого, но не теперь же вот, когда ты столько препятствий без иного ответа на вопрос зачем тебе это надо, кроме как: не знаю, нужно и всё, преодолел это всё когда, а тут поезд этот ужасный; как он его не слышал приближения, неясно, занят был и сердцедыханием-её своим оглушаем в темнотнотишинной ночи, и тон такого рода со стороны её, будто: не бойся маленький, иди к мамочке, я тебе дам сисечку; это уже ни в какие ворота не лезет, а он ещё и не пытался даже ворот достичь никаких, не то что внутрь забираться, да только ненавистью сердце его преисполняется в раз всякий, ежели девочка какая, неважно какая, к нему обращаясь, интонацию в голос свой подобную вплетает, и не оттого, что не любит жалели его чтобы, отчего же, но весьма желательно, непременное это прямо-таки условие для него, чтобы жалости в жала не обращались разящие серьёзно, а потому, когда его жалеть или когда его жалить, следует у него поинтересоваться, прежде чем приступать к тому; ну, не напрямую, конечно, так неужели же это и так не понятно, когда приблизительно хотя бы время; но тут уж нельзя было ошибиться и теперь лишь, днём сегодня, он понял: не знал он её, Катю эту, просто, и всё: она не невнимательной к нему была, напротив, внимательной; но в силу склада её особливого, о котором он не то что понятия не имел, а просто и не думал тогда об этом всём и правильно делал: когда о складе душевном размышляешь, лифчик трудно снимать в возрасте таком и в любом вообще, ведь главное прорывалось уже почти, не до складов там разных, тем паче на путях ночью железнодорожных; и сегодня лишь видно: чуть иначе она к нему относилась, потому как для неё происходящее не столько повод к главному, наподобие его чувствования, но собственно главное неслиянно в единстве пребывало; и то, что он в качестве повода рассматривал ко времени этому весьма досадным уже, она неотличимо с грядущим сливала, иначе и не могла, так устроены Кати различные в этом отношении сходно весьма меж другими; и потому, восприняв его, успокоено решила; а понял он это из событий ночи уже другой, взаправду ужасной, ежели эту, с Катей в посадках, лишь постыдной можно наречь, да и смешной ещё, вследствие недоразумливости происходящего; и заяц этот ещё, когда он от поезда обиделся за интонацию вопроса её, тут же и лёг рядом, в стороне, и увидел как белеет тела её пятно: она на речку даже не ходит и не загорает как ребята остальные и девочки; с отцом и хозяйством по дому, лишь в ночь выходя на улицу к компании, которая и лица-то толком её воспринять не может, и потому белеет тело её неразличимо в отдельностях своих аппетит вызываючи нежелудочный, но он обиделся и отвернулся, игра такая в обиделся называется, а она садится тогда, и кофту застегивает на себе: ну что ты обиделся, испугался, спрашивает, и гладит его по щеке; и тогда это уже не игра, теперь он по правде обижаться начинает; неужели же из-за его обиды дурацкой дело такое важное прекращать, кофту застёгивать, нет уж, и не отвечает ей, а руку её молча берёт и к себе на живот перекладывает, а рука у неё холодная и влажная даже кажется, будто лягушачья лапа, на живот к себе её, чтобы она ниже уже сама из обстоятельств руководствовалась, а она и руководствует рукой своей, вспять на щёку его её перекладывая, но кажется ему и тем паче сквозь обиду, будто она от сути уходит или хочет уйти тем самым, и переспать с ним не желает, а потому ни слова также не говоря, хотя нет, сказал фразу одну, садится, на траву её валит снова и расстегивать методично весьма кофту во второй раз принимается, и фраза эта: ну зачем ты её во второй раз напялила, кто тебя здесь увидит, спрашивает он у неё, и не видит того, как груба фраза эта его, но ему уже ни до чего дела нет, лишь бы сделать всё и гори оно синим пламенем, хорошо, что во второй раз кофту расстегнуть как домашнее задание выполненное показать, легко.