Михаил Богатов - Имя Твоё

И тогда за день тот небывалый он впервые за время длительное в деревне отдыхал, ибо только говорится это впустую и по привычке ведь людьми всеми, при том знающими великолепно: не так обстоит всё говоримое ими на деле, будто в деревню на отдых отбыть или в лагерь оздоровительный или пуще того на даче пожить, сил понабраться, тогда на деле как всё оказывается весьма хуже усталости обыкновенно случающейся в быту привычным укладом идущем, ибо в деревне у родственников ежели оказываешься, а на кой туда ни к кому в пустоту праздную мчать, в любом случае не приживёшься ведь с людьми добрыми, будто Крис какая в городе собачьем, у нас и того хуже выйдет, с родственниками ежели деревенскими, что днём не могут череду забот хозяйских вследствие гостя прибытия прервать, по ночам посиделки устраивать пристрастишься, и вконец так спиться без спанья можно, отдых первый, а они-то от тебя не отстанут, но им тяжелее с коровками и свинками на заре ходить алой с лучами первыми солнца, Америку покидающими и на Русь перебирающимися, гости спать ложатся во время это только лишь, а хозяева ждут с нетерпением покуда гость дорогой подобру-поздорову отбудет вспять дорогой прежней; в лагере оздоровительном в тюрьме будто преступноисправляющей, отдых такой на деле душе и телу так скажется, что упоминать не стоит, а посему и не упомянем ни разу, кроме раза только что упомянутого, отдых второй стало быть; а ещё и третий имеется, когда на дачу собственную пребываешь и устаёшь от хозяйских забот дачных ещё пуще, нежели бы в городе оставался, третий отдых этот самый известный, вероятно, и от первого отличие то имеет, что там деревенское хозяйство жизнеспасающе для себя ведут, если только плоти сохранение какое-то отношение к жизни спасению иметь может суметь, а тут хозяйство дачное здоровье губящим оказывается, ибо делается всё будто на будущее заботу проявляешь детям своим или к старости собственной, и в том движетель непременный и стимул тайный, ибо каждому понятно, что в момент сей никакого отдыха и быстрее бы от него к работе вернуться, но на деле оказывается иначе всё вновь, ибо ежели ты не хозяйствуешь, а детям оставляешь хозяйство это, то хозяйство забот таких может начать от хозяев новых требовать, коих дети приложить не очень-то и захотят некоторые, а сам в старости плодами не накушаешься заранее заготовленными, потому как плоды любые только здесь и теперь случаются, будто птицы небесные и лилии полевые, и отдых третий истину кажет иную: всякий, в ущерб себе здесь поступающий, не получает ничего в будущем, ибо будущее будет своих ущербов собственных требовать от того, кто уже и ущербнуться окажется не в силах подлинно; а посему отдых обозначением имеет зачастую смену обстоятельств труда бессмысленного и тягостного на столь же бессмысленный и ещё часто даже более тягостный, активным называется, но саму смену и почитают за отдых, а полного отдохновения душа и не испытывает, а многие уже и не ведают даже о души отдохновении, и показаться может, будто некоторые и не способны к таковому, раз сменой жалкой довольствуются по части большей, и более часто; но к чему нам о других домыслы тут пустые строить, у нас, сказать так можно, свои собственные тут имеются, а собственный нам впервые и не только за деревенское пребывание своё, но и за длительное весьма время жизни своей отдохновение небывалое получил в Саду, одиночеством исполненный благоговейным, и тогда уже чувство возымел, предчувствие точнее, ибо на большее в случаях таких рассчитывать и не приходится, покуда в чувствах расчёт не случается мерой действенной, ни в былых, ни в грядущих тем паче, тогда бы и разводов в браках нефиктивных не случалось, предчувствие было лишь и не более, но подлиннейшее и оправдавшее себя впоследствии полностью, а мы добавить можем теперь: до конца самого оправдавшее себя: так хорошо ему никогда уже и не будет, иначе будет в обстоятельствах иных наверняка, но вот так, до глубины чтобы пронзающей донной, нет; и удивительно когда такое испытуешь о грядущем из мига лишь настоящего, пока длится под видом дня обычного, вот он сад, с яблонями этими, вот вода тёплая чистая, и трава под ней как в стёкло внесённая искусством удивительным, но уже понимаешь: не обычный он нисколько и не бывать такому впредь никогда-никогда, и говорилось же: остановись Сад яблоневый заливной, ты прекрасен; но скажешь так в сердце своём, и смешно от сентименталий подобных, и грустно от верности предчувствия неповторимости с точностью линеечной ощущаемой; а посему остаётся купаться, пока не устанешь среди рядов этих, и почему усталость среди Сада небесного такая быстрая и земная, ибо пожалуй до тебя и после тебя никогда купаться никто не помышлял здесь, а с тобой вчера Олег один, и то не расскажет, не вспомнит, а вспомнит, значения не придаст и усмехнётся лишь, а придаст ежели, то того же сам и устыдится, остаётся ловить этот Сад с солнцем вместе ускользающий, безнадёжно ловить, как в отдыхе дачном третьем вперёд не наработаешься, так и здесь миг глубокий до дна нынешний не достанешь на линии времени, хочется извлечь глубину настоящего короткого мига и положить её из вертикали в горизонталь длительности, и пусть она сопровождает тебя, и на всю ведь жизнь хватит и даже умрёшь с улыбкой счастливой от сопровождения оного; нет, не случится, а потому он даже не говорил себе ничего после дня того, в Саду что испытал, и не как Олег не говорил, напротив, потому как важнее ничего нет глубины дивной в сердце твоём, а посему сказанность её кому-либо ложью обратится вмиг, и хулой на сокровенность свою, и сокровенность яблонь этих, солнца этого, воды неколышущейся, и всего-всего хулой станет, всего, кроме чего не то что ничего нет, есть, как же, но как-то убого и не по-настоящему есть, и даже не есть потому, а лишь наличествует жалко всё, кроме этого вот Сада.