Михаил Богатов - Имя Твоё

Да и сейчас бы, в жару эту, неплохо бы в Сад пойти, думает отец Георгий лениво, кошку, на ноге которая лежит, гладя посредством пальцев ноги перебирания: что тварь мохнатая, как думаешь, ведь никак хорошо у тебя всё всегда, даже плохо ежели, разумения не хватает на понимание плохости свершающейся, а посему почитай и плохое сойдёт за хорошее; и у отца Георгия хорошо всё вероятно, даже как в ночь ту, когда разумение на плохое хватило, а вышло всё супротив разумению неплохо: Олег уснул тогда как от Николая вышел, вследствие милиции появления жданного в принципе, и под крики и всхлипы матери Николаевой нетрезвой, но матери всё же, покинул дом товарища своего, и пришед к товарищу неблизкому, но близкоживущему зато, тоже клиенту мамы Николаевой, как и отец Катеринин, уснул у него, у дяди Вити, запросто так, и даже один раз видел с тех пор его отец Георгий, когда спросил его Олег: ну тебе-то хоть перепало чуть, а, надеюсь не оплошал, и вспомнив вопрос подобный из машины исходящий, на переезде в ночь ту, неопределённо кивнул, как-то не по-мужски неуверенно отец Георгий: да так; и жест этот его воспринять за что угодно можно было, и не обижаясь уже на то, что вместо шанса с тётей Леной в комнате оказаться наедине не лицом к лицу, что он, не видел лица её что ли, некрасивая она тоже весьма, но телом к телу, и вместо этого он ночь ту и ночь следующую в посадках провёл низкорослых, сигарет искурив запас весь, и по ночам замерзая нещадно, но как это всё уже неважно, а затем он узнал, что тёти Лены всё равно не было дома в эти ночи, она на машине каталась с мужчинами городскими заезжими, но тогда он этого не знал и сожалел, а теперь всё неважно уже, уладилось когда всё, и решает отец Георгий Сад посетить, и кошек сгоняет, поднимаясь, и уже к калитке направляясь, слышит окрик малышни местной: отец Георгий айда на речку, и Сад отложить решается до времен лучших, и на речку шествует выше всех в толпе ребятишек, те уважают его не за то, что старше, а за то, что городской, а к вечеру, когда малышня у воды более взрослыми особями разбавляется, компания хоть и незнакомая, но они принимают отца Георгия к себе, городского, и он на их лавочке, ему доселе незнакомой в качестве места вечернего времяпрепровождения, находит колени девушки по имени Инна, милой барышни, и даже ничего не зная о ней, глядит с лавочки чужой на небо знакомое, почитай, что собственное оттого, в то время компания как, незнакомая по именам, но такая же как все ему прежде здесь знакомые, пиво им купленное распивает и проблемы обсуждает от: идти в армию или нет до страшных историй пионерлагерей, и: поднимется ли с постели Сиси Кэпфелл, отец Георгий упокоен, и впервые не говорит ни о чём, присутствует лишь, а потому как бы и нет его, у Инны колени тёплые и острые по-девчоночьи, иногда сбалует отец Георгий и руки за голову будто подложит, что на деле оказывается девочку Инну по месту её мягкому, но так лишь говорить принято, у неё оно упругое весьма, получше Катиного, по месту её мягкому, у неё упругому, гладит, а она не противится нисколько, ибо полагает, что все городские, вероятно, таковы, и так у них в городе там наверное принято, а девочка Инна не желает казаться некультурной деревенщиной и к жизни городской неготовой, нет, вон гляньте-ка, вполне она готова к жизни этой, хоть в Нью-Йорк с лавочки этой улетай за океан.

А когда ночью девочки домой разошлись все, у них жилища рядом с лавочкой этой прямо и находились, в деревне мальчики ходят к девчоночьим местожительствам, принято так и всё; и воздух когда наполнился свежестью приятной, о коей отец Георгий знал, как легко она в холод ночей посадочных обращаться умеет, и лилиями запахло особыми, в ночи раскрывающимися, а днём жёлтыми и невысоко-неприметными, остались лишь молодые люди, юноши незнакомые, но покуда отец Георгий их разговоры незатейливые впитывал в себя молча без желания на то особого, но и без неприятия к тому, имена их знает уже отец Георгий, спрашивают они, Вадим заводила и предводителей воинства сего: у тебя, городской, имеются ли деньги ещё; а что, отвечает отец Георгий, снова помышляя о том, как он Катю родителям знакомить будет, колени Инны на мысль эту ум его нагрели в вечер этот; хотели предложить тебе две бутылки водки купить и дальше развлекаться пойти; это как же, спрашивает отец Георгий и на лавке садится: без коленей Инны хотя небо и обширней стало, да затылок занемел вконец, садится и затылок трёт Винни-Пуховым образом; здесь есть одна девушка, говорит Вадим и друзья его усмехаются на словах этих: она за бутылку что хочешь тебе сотворить может, хоть так, хоть этак; а почему бы и нет, думает отец Георгий, на тетатетное присутствие с тётей Леной не очень из опыта своего полагаясь, а вслух говорит: пойдёмте, почему бы и нет, и покупают они в магазине единственном круглосуточном, том самом, из-за дальности коего книги страниц своих лишались, две бутылки водки, сигареты ещё, а себе пива тёмного дорогого, которое в магазине в музейном качестве находилось доселе, ибо деревенские такие деньги за пиво не отдадут, берёт себе пиво и сигареты отец Георгий, отдав славному молодцу Вадиму водку, и всех четверых ещё угостив курительностями своими, идут они молча, и когда места до боли знакомые уже появляются, спрашивает славный молодец отец Георгий, доселе в грёзы о первом опыте любви с проституткой погружённый, у предводителя дворянского Вадима Ясного Месяца: а кто она, дева эта славная, спрашивает он; кто, Вадим спрашивает в ответ; ну, девушка идём к которой, отец Георгий уточняет, доспехи свои поправляя; это, брат, шлюха деревенская, которая тебе и не снилась в городе твоём, отец у неё пьющий воин, она ему, дабы воду огненную поставлять, за бутылку для папеньки и рот откроет когда надо что туда тебе поместить, и наклонится в любую сторону, и мы, и Вадим предводителей дружину свою оглядывает весело: мы, как наши-то разойдутся, пользуемся ею завсегда, втроём даже пару раз было, и неплохо было, скажем тебе; и смеются они неприятно воины достославные, и отцу Георгию неприятно делается от смеха этого, будто враги по ту сторону ворот крепостных неприступных непристойности выкрикивают, но и возбуждение чувствует подступающее: унизить в постели женщину недостойную, и про себя чтобы неприятное впечатление от грубости спутников отвести, повторяет пыхтелку тут же сочинённую: шлюха деревенская, я тебя люблю, шлюха деревенская, я к тебе иду, шлюха рот откроет, скажет мне: ням-ням, водку ей поставим, и не будет драм; бред какой-то в общем эпический сочиняет воин странный отец Георгий, но в момент какой-то неожиданный встаёт отец Георгий на месте конём, шоры ненамеренно скинувшим, потерявшим воли своей супротив, и задаёт два вопроса всего, враз ему явившихся и ответа, в общем-то, не требующих, будто две сестры беззаботные за руки держащиеся, и первый вопрос спрашивал отец Георгий: а как зовут девушку эту, которую шлюхой именуете вы небеспричинно; и ответствовал ему Вадим, предводитель стаи похотливой: звать её Екатериной, и живёт она на улице Большой Советской в доме номер пятнадцать; и второй раз спрашивал отец Георгий: а кто пользуется услугами её, и нет ли среди них Олега, красного молодца; и вновь ответствовал ему Вадим, полководец водкопочитающей братии, двумя бутылками напитка сего в руках зажатых жестикулируя убедительно, словно культями рук, в боях оторванных: да все пользуются, и стар, и млад, а как же, и Олег ясный молодец, про него говорили даже, что он Катьку каждый вечер пользует, как от Анечки своей приходит, да так что она с него водки не берёт даже, отсюда моральное поучение Вадим выводит многозначительное: шлюха-то шлюхой, но с Олегом ей хорошо, говорят у него будто у коня соседского вороного, а ещё со всем отделением милицейским наша Катенька почивает, ноченьки сладенькие разделывает; и хохочет дружина славная, и тогда говорит отец Георгий им: передайте привет девице сей от отца Георгия городского, когда будет она рот открывать как угодно вам будет, а я пойду, что-то голова заболела; и удивилась дружина величавая, но ничего не сказал ни один из них, распрощавшись, и сигарет разве что испросив по две на брата, ими же тут и полученных.