Кара Делевинь - Зеркало, зеркало

– Эш! – Я останавливаю ее в дверях. – А вдруг в наших силах было предотвратить то, что с ней произошло? Получается, мы ее подвели.

– Я не могу так рассуждать, – резко говорит Эш. – И тебе не позволю. И еще, – ее голос смягчается, – совсем скоро эти придурки в школе переключатся на какой-нибудь свежий скандал, и от тебя все отстанут, а если по какой-либо причине этого не случится, я за тебя заступлюсь… у меня есть все их пароли. Идет?

– Идет, – говорю. – Спасибо.

Она смотрит на мое лицо, освещенное ярким светом люстры, и между бровями у нее залегает глубокая складка, а ее пальцы касаются моей щеки чуть ниже того места, где сильнее всего пульсирует боль.

– Мне жаль, что с тобой такое случилось, – говорит она. – Знаю, она твоя мама и все дела, но, если хочешь, я могла бы сделать так, чтоб ее посадили за какой-нибудь вид мошенничества, – так, на пару месяцев, чтобы не тратиться на центр реабилитации.

Тронутая этим странным проявлением заботы, на которое способна одна только Эш, я улыбаюсь. Затянувшаяся было ранка открывается и саднит.

– Я еще не докатилась до того, чтобы пришивать маме вымышленные преступления, – говорю я. – Но приятно знать, что ты на моей стороне.

– Это пока. – Она крепко меня обнимает. Ее бедра упираются в мои, я нащупываю ладонью изгиб ее спины, и внутри меня будто лопаются тысячи пузырьков газировки. Надеюсь, лицо у меня настолько разбитое, что Эш не заметит залившего его румянца.

Я провожаю ее до двери, и, когда она уходит, мне тут же начинает ее не хватать.

В коридоре второго этажа меня поджидает папа.

Он протягивает руку к моей щеке, но я поспешно делаю шаг назад.

– Ничего серьезного, просто болит, – говорю я.

– Кто был у тебя в комнате? – спрашивает он.

– Ашира, сестра Наоми. Она моя подруга.

Папа кивает.

– Послушай, зайка, мне так жаль! Прости, что меня не было рядом. Я и не догадывался, что все так далеко зашло.

Встретившись со мной взглядом, он опускает голову.

– Я понимаю, как это звучит. Я знаю, что я всех вас подвел.

Многозначительно взглянув на открытую дверь в комнату Грейси, я показываю ему жестом, чтоб шел за мной.

– Пап, нашу жизнь надо менять, – говорю я, когда мы оказываемся у меня в комнате. – Так продолжаться не может.

– Я понимаю, – отвечает он. – Она правда тебя ударила.

– Да. – Ненависть, которой я захлебывалась всего пару часов назад, почти испарилась, и теперь мне хочется найти маминому поступку оправдание, логическое объяснение. Но закрывать глаза на масштабы трагедии уже не получается. Как бы я ни любила маму, по ходу, я уже ничем не смогу ей помочь.

Я ведь все-таки подросток.

– Даже не знаю, что сказать… – качает головой папа. – Грейси ревела не переставая, а ваша мама отказалась со мной разговаривать. Что я с вами сделал?

– Не надо себя жалеть, – говорю я. – Мама пьет, потому что ей тебя не хватает. Она ненавидит себя за то, что неспособна тебя удержать. Она знает, что ты встречаешься с другими женщинами на стороне, – она же не слепая. И дело не только в этом… – Я мучительно подбираю слова. – Она и меня ненавидит. Я вызываю у нее отвращение. Со мной тут на днях произошла неприятная история, и теперь она смотрит на меня так, будто я дерьмо у нее на подметке.

И, сказать по правде, пап, у меня от этого просто сердце разрывается. Рано или поздно мое отношение к ней изменится навсегда, и она тоже не будет вызывать у меня ничего, кроме ненависти.

Наконец я позволяю ему себя обнять и, уткнувшись разбитой половиной лица ему в рубашку, принимаюсь горько плакать – от грусти, и от того, что папы так долго не было рядом, и от того, что он уже давно не внушает мне того детского чувства защищенности.

– Мне тебя не хватает, пап, – говорю я. А еще мне не хватает того папы, который существовал только у меня в голове, до того как я осознала, что он просто человек.

– Мне тоже тебя не хватает, – говорит он. Мы долго стоим в обнимку, а когда наконец отпускаем друг друга, у меня появляется ощущение, что я снова знаю, кто он такой, только теперь вижу его в новом свете. И когда-нибудь он снова завоюет мое уважение.

Я возвращаюсь к себе. Башка свинцовая, но после событий этой ночи заснуть не получится, нечего и надеяться. Достаю записную книжку Най и внимательно перечитываю написанные ей тексты песен. Все они о любви, о похоти, называйте это как хотите, но ни в одной строчке нет и намека на то, кому они посвящены. Тут я замечаю, что между двух страничек застрял обрывок пачки из-под сигарет, и сразу же вспоминаю о целом ворохе бумажек, которые я, приняв за мусор, вытряхнула из этой тетрадки пару дней назад. Вытряхнула на пол, даже на них не взглянув!