Владимир Караев - Частный доктор

Она огляделась. Два ряда кроватей, радующих армейскую душу своим уставным единообразием. Стол, стулья, вечно кипящий чайник. Два входа, словно отражения друг друга, забранные пологами брезента…

Стоп! Ее взгляд метнулся назад. Это не были два входа в палатку. Это были вход и выход. Вот только как понять, где какой?

— Вот именно, радость наша, — потянулся к ней Давид (звать его Давой она больше не могла даже в мыслях). — Смотри не ошибись! На тебя вся надежда.

— Вечно ты торопишься, братец! — нахмурился Рон и отвесил шутливый подзатыльник. Шутливый-то шутливый, но и вполне полновесный — голова Давида ощутимо дернулась. — Вся фишка в том, что нам вообще не нужен ни вход, ни выход. Нам нужно только быть здесь, и только сейчас… Правда, наша радость?

— Здесь? — Сандра недоверчивым прищуром обвела замкнутое в брезент пространство.

— А! — небрежным взмахом руки отмел Давид в сторону ее сомнения. — Любое «здесь» и любое «сейчас», согласно вашему, мадам, желанию и по нашему велению! Хочешь президентские апартаменты «Плазы»? Или Копакабану с Мальдивами? Бесконечное веселье; лимузины, помноженные на шампанское; освежающий альпийский ветерок после полуденного зноя Лас-Вегаса? Хочешь?

Он завелся, глаза блестели, но блеск не мог затмить черноту, плещущую в их глубине.

— Нам это легко! Раз плюнуть, наша радость! Скажи, Рон?

— Раз плюнуть! — подтвердил Рон с механической улыбкой.

— Искусственный рай? Копакабана без вкуса и запаха? — усмехнулась Сандра. — Как резиновая баба?

— Не понял… — нахмурился Давид.

— Безликие танцоры? Как в той танцевальной зале?

— А-а… — с облегчением протянул Давид и вкусно, с хрустом потянулся. Он явно все больше успокаивался. — Это ерунда! У Рона просто нехватка воображения. Ты же знаешь нашего Рона — танк, помноженный на блестящую логику и математический подход. И при этом — почти полный ноль по части воображения! Натурально, мадам, увы-увы!

Глаза блестели все больше и больше, но блеск никак не мог победить или хотя бы скрасить круживший в них мрак.

— У меня же, как ты знаешь, с воображением все в порядке! Копакабана будет настоящей, и морской бриз будет нести в себе соль, покрывая тонкой корочкой твое загоревшее лицо, придавая законченность «Маргарите» в твоих тонких пальцах и сверкая голыми бриллиантами твоих серег… Да что там какой-то жалкий бразильский пляж, тьфу!

Он картинно сплюнул на пол.

— Сияние ночного Лас-Вегаса! Костяной перестук шарика рулетки, завистливые взгляды дам и раздевающие — мужчин, когда прозрачная кабина лифта президентских апартаментов несет тебя вниз, с Олимпа в игорный зал, решившую снизойти до простых смертных…

— Я в коме… — тихо сказала Сандра, поджав под себя ноги и смотря в земляной пол.

Давид сбился на середине фразы, издав неясный горловой звук. Рон не пошевелился, только поднял на нее глаза и смотрел не отрываясь.

«Ты умница, — сказал ей Суфлер, и ей почудилась теплая интонация в его голосе, но, наверное, лишь почудилась. — Продолжай!»

— Я в коме, — повторила она и нашла в себе силы оторвать взгляд от пола.

Давид сидел с растерянным видом кошки, из лап которой вдруг чудесным образом исчезла, испарилась мышка. Лицо Рона не дрогнуло, но выражение его изменила проступившая на нем печаль. Он поднялся, повернулся к ней спиной, присел у буржуйки, поколдовал над ней. Пыхнуло пламя, потянуло дровяным духом, печка уютно и тихо запела, гася повисшее в палатке напряжение.

Ты знаешь, Леша, я никогда не забуду лиц погибших в боях рядом со мной бойцов. Никогда. Я буду помнить их всех, пока живу. Но что такое «смертная тоска», я поняла лишь тогда, сидя между Ничем и Нигде и глядя на прекрасное лицо моего великолепного Рона…

— Я в коме, — вновь повторила она, отчаянно цепляясь за слова, словно умоляя их вернуть реальность. — И это я держу вас… точнее, нас здесь, где нет ни жизни, ни смерти… ничего нет.

По стене палатки пробежала легкая волна, словно нечто большое, но грациозное коснулось ее в своем непрерывном движении. Брезент набухшего водой потолка колыхнулся, пролившись редкими, крупными каплями на пол.

Давид застыл восковой статуей. Рон повел плечами, грустно улыбнулся.

— Точно, сестричка, в десятку. Ты в коме.

— И где я нахожусь?

— Не понял. Здесь, конечно, где же еще?

— Не глупи, не строй из себя дурака и не зли меня. — Кровь бросилась Сандре в лицо, в висках тотчас зло и хлестко застучал молот.