Пётр Курков - Категория жизни - Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

Заскреб ключ, и кто-то вошел в прихожую. Мать, догадался Хрузов по тому неспешному, старушечьему ритму, в котором вошедший прошелся по коридору, зашел на кухню, в другую комнату, потом, наконец, приоткрыл дверь к нему.

— Вот тебе раз, — обрадовалась Екатерина Михайловна, — я была в полной уверенности, что ты еще в институте!

Царственно и плавно она продефилировала вдоль книжного шкафа, закрывая плотнее стекла полок, чтобы пыль не проникала внутрь и не оседала на книгах. Эта женщина умела наводить порядок автоматически, по привычке. Стекла поскрипывали, точно весла в уключинах.

— Что, доклад Моренова не состоялся? Я так и думала. Он вообще кажется мне человеком необязательным, ваш Владимир Маркович! Не спорь, не спорь — я ведь имею в виду не его математические способности. А человек он, конечно, оригинальный…

Екатерина Михайловна сморщила носик, вспомнив что-то забавное. Морщинки ничуть не портили ее.

— Помнишь, как он рассказывал нам о чаепитии у директора? «Зачем он предложил нам пить чай из серебряной посуды? Я же обжигаюсь!» — она подделала свой голос под дребезжащий голосок Моренова и радостно рассмеялась этому. Увидев, что сын лежит истуканом, а его застывшее лицо не отражает ни одного живого чувства, Екатерина Михайловна остановилась и с удивлением и тревогой стала рассматривать его, готовая прийти на помощь по первому зову.

Федор всегда побаивался этого дотошного материнского внимания. Екатерина Михайловна любила сына всей душой, но, когда она глядела на него долгим, как бы обнимающим взглядом, ему казалось, что она укоряет его за что-то.

Отца у Федора не было. Был какой-то неведомый мужчина, восемнадцать лет присылавший деньги на его, Федора, пропитание, но где он, как он — этого Федор не знал, и все попытки узнать пресекались матерью на корню. Федор носил отчество Константинович, однако не был уверен, что оно соответствует имени того, кто присылал деньги; ведь отчество можно давать любое. Короче, Федор давно уже свыкся с мыслью, что у него нет отца. В детстве его поддразнивали по этому поводу. Федор дичился своих товарищей и отводил душу в книгах, математических головоломках, уроках, школьных олимпиадах, на которых неизменно занимал призовые места. Как-то само собой получилось, что он не был «парнем с улицы». В этом, разумеется, видели заслугу Екатерины Михайловны, а она, конечно, не отказывалась и принимала похвалу со скромностью самоотверженной матери, хотя в глубине души даже слегка досадовала на то, что ей не пришлось много вложить в воспитание сына. Таким уж он уродился: спокойным, рассуждающим, любящим всевозможные задачки, загадки, парадоксы.

Когда ему минуло семнадцать лет и он без труда поступил в физико-технический институт, тетя Нина, сестра Екатерины Михайловны, в умиленном восторге воскликнула: «Ну и парень у тебя, Катя! Сейчас таких ни у кого нет! Не пьет, не курит, за девчонками не шмыгает. (При этих словах Екатерина Михайловна испуганно на нее зашипела). Нет, правда, неземной он у тебя какой-то». — «Небожитель», — вставил муж тети Нины, ироничный субъект, обожавший ветчину с хреном, пиво и хоккей. Чрезвычайно довольная, Екатерина Михайловна рассмеялась и сказала: «Смотрите не захвалите мне его, а то сглазите, и все пойдет насмарку».

Хрузов и сам не мог понять, почему он побаивался матери, когда она глядела на него, не мигая, затаив дыхание, без слез и вздохов, словно гипнотизируя, а на самом деле любя и почитая.

— Да ты не болен ли? — спросила она, пытаясь положить ладонь сыну на лоб. Федор уклонился от ее ласки.

— Я здоров.

— На тебе лица нет!

— Знаю.

С тяжким вздохом Хрузов поднялся с дивана и только тогда почувствовал, что отлежал себе бок. У него неприятно закололо в плече, он стал растирать его, чтобы разогнать кровь, и она тронулась, пошла, побежала и вдруг прилила к вискам и щекам, как бывает, когда становится очень стыдно.

Хрузов решил рассказать матери все: будь что будет, все равно от этого не уйти.

— Я Лену видел. Со старшим лейтенантом артиллерии.

— С кем? — Екатерина Михайловна выпрямилась, а ее глаза мгновенно оледенели. Она недолюбливала невестку, которую считала слишком самонадеянной, но эта новость и ее сразила. — Ну и дрянь, — прошипела Екатерина Михайловна, — вот уж не думала, что она гулящая девка!

Хрузов безрадостно рассмеялся.

— Позволила бы ты мне на ней жениться, если бы думала так!

Мать как-то странно посмотрела на него. Морщины на ее лице стали жестче, а дряблые, обвисшие щеки, пронизанные короткими багровыми ниточками, затвердели и превратились в два грозных бугорка.